— Надо вызвать наших… — рука проводника скользнула к карману, извлекла оттуда небольшую рацию. — Димон, Слав, идите сюда.
Через минуту мы снова были все в сборе. Отошли чуть в сторону, чтобы не греть лишний раз уши затаившемуся Ремезу.
— Вы можете вызвать остальных? — спросил я. — Нужно перекрыть громобоям путь к отступлению. Или, хотя бы предупредить тех, кому это по силам.
— Почему ты думаешь, что они пойдут именно здесь? — спросил быкоподобный Слава, а я вдруг подумал: не Сонечкин ли это бывший?
Но сейчас было не до Сонечки: от меня ждали ответа.
— Потому что все указывает, на то, что северо-западное направление специально заготовлено для отступления. Больших дорог и федеральных трасс рядом нет — это раз. Районы здешние не тронуты громобоями — это два. Сразу за городом лес — это три. Тут, в двух шагах от нас сидит их подельник и совсем не тревожится, что мы его типа накрыли — это четыре. Мне продолжить?
— Да им просто некуда больше отступать, — рубанул Борис. — Это пять, и другого не надо. Занимаем позиции и ждем. Лёха, ты раненый, от тебя в бою пользы немного: дуй к нашим, попытайся найти Старшого. Рация не берет его частоту — дома мешаются.
— Понял, — без охоты ответил Лёха (тот самый с которым я разговаривал на школьном крыльце). — Сделаю.
И исчез. Мы же остались вшестером.
— Вы двое, — палец проводника уткнулся в нас с толстяком. — Займите позицию так, чтобы держать в поле зрения гараж. Для меня теперь дело принципа, чтобы эта крыса не свинтила под шумок. Также будете пасти правый фланг. В бой не вступать без острой необходимости. Слава и я отойдем левее. Еще левее будут Димон и… Как тебя звать?
— Филипп, — ответил щупленький невысокий пацаненок едва ли старше шестнадцати. — Мы будем их сдерживать, да?
— Постараемся, — подтвердил проводник и вдруг передумал. — Нет, ты лучше будешь с новеньким, а с Димоном отправим толстого.
— У меня имя есть, — буркнул Фельдшер.
— Да, потом расскажешь… Все, по местам! Выбираем позиции и закрепляемся.
Мне показалось, или звуки стрельбы и вправду стали как будто бы громче? Если так, времени у нас в обрез.
— Тебя как зовут? — спросил меня мой новый напарник, когда мы с ним остались наедине.
— Так же, как и тебя.
Мне сейчас было не до задушевных бесед.
— Ух ты! — обрадовался тезка, который, похоже, не совсем отдавал себе отчет, в каком непростом положении мы с ним находимся. — Я раньше не встречал других Филиппов! Так классно! А тебя тоже в школе Киркоровым дразнили?
— Бывало, — я осмотрелся по сторонам, но первоначальный вывод лишь подтвердился: кроме как за сами гаражи прятаться больше некуда. — Слушай, Филипп, давай об этом чуть позже поговорим, ладно? Нам бы сейчас какую-нибудь норку найти…
Но очень скоро стало совсем не до поиска норок. В полусотне метров от нас что-то громко хлопнуло — словно взорвалась автомобильная покрышка, — а когда мы оба синхронно повернули головы в направлении хлопка, то увидели облако густого черного дыма, расползающегося над землей. Следом раздалось еще несколько аналогичных «бабахов», и оттуда тоже начинал валить дым. Темная ночь с каждой секундой становилась все темнее.
— Это тот же газ, что использовали в Бесовскую субботу! — догадался я. — Сейчас он поднимется в воздух.
Но плотное, бездонно-черное, как кусок антрацита, облако подниматься не спешило: оно ширилось расползалось — и упорно стелилось по земле. Как туман. Видимо, для данной смеси использовался несколько иной состав, тяжелее воздуха. В отдалении гремели всё новые и новые взрывы, и каждый последующий был вдвое тише предыдущего. А всё стихло. Вообще всё. Стрельба, хлопки, людские крики. Словно кто-то выключил звуковые эффекты. Была только надвигающаяся на нас непроницаемая черная стена. А мы стояли, как дураки, и глазели, хотя из облака в любой момент могли показаться враги…
— Смотри назад! — тезка рванул меня за плечо и указал, на новый язык черноты, ползущий с тыла: он уже поглотил добрую половину гаражного поселка и продолжал надвигаться. Видимость упала практически до нуля.
— На крышу, — коротко скомандовал я, и, не дожидаясь ответа, подбежал к ближайшему гаражу и стал карабкаться на него, используя старые щербатые кирпичи (вторсырье!) в качестве ступенек.
Младший Филипп не отставал, и скоро мы оказались наверху. Первым делом я перебрался на гараж Ремеза — не потерять бы ориентацию в пространстве! — после чего уже обратил взор в сторону монастыря. Только на этот раз я ничего не увидел. Одну лишь непроницаемую пелену до самых ближайших домов, белые стены которых торчали из черноты, словно сами дома парили в воздухе, не касаясь земли. Постройки ниже двух этажей скрыло совсем.
Замысел громобоев стал совершенно понятен: тихонько ускользнуть под покровом дымовой завесы. Средство запугивания превратилось в орудие маскировки. И как, интересно, мы сможем им помешать?
— Как думаешь, — спросил я у своего случайного соратника. — За какое время человек может пробежать три километра?
— Не знаю, — младший Филипп ненадолго задумался. — Минут за десять-пятнадцать. Это если просто бежать по городу.
— А если при этом ни черта не видно?
— Тогда как повезет… Можно и вообще не добежать.
— Я вот тоже об этом подумал, — я обвел взглядом подступившую к гаражу черноту. — Как-то они должны ориентироваться в этом мареве.
— Выходит, как-то ориентируются… Ух ты, смотри! — Филипп, восхищенно ткнул пальцем себе под ноги, наблюдая, как потихоньку их поглощает добравшееся до нас облако. — Интересно, а в нем можно дышать?
— Хочешь проверить?
— Не особо…
— Тогда будем надеяться, что выше оно не поднимется. Нам-то выше уже некуда…
Парень покрутил головой по сторонам.
— Остальных наших не видно. Похоже, они остались внизу.
— Не траванулись бы, — я заметно нервничал (понятное дело!). — Где же громобои?
Громобои были уже близко. Ни единого выстрела, ни единого слова — только нарастающий монотонный шум, далеко разносящийся в более плотной, чем воздух, среде, свидетельствовал, что к нам приближается большая людская масса. Казалось, они совсем близко, уже рядом, протяни руку — и схватишь одного из них. Но мы ничего не видели, мы могли только стоять и бессмысленно пялиться в непроницаемый мрак. Туман дошел нам до груди, но никакого химического запаха я не чувствовал. Осторожно наклонился, чуть вдохнул. Вроде, ничего страшного. Тогда я сел на корточки, коснулся крыши рукой и прислушался: не лязгнет ли железная дверь гараже, не высунется ли наружу укрывшийся внутри Ремез? Нет, пока сидит. Шум тем временем становился все громче, теперь в нем вполне отчетливо можно было различить топот человеческих ног. Сколько до них еще? Сто метров? Пятьдесят? Сколько всего врагов? Как мы не могли видеть их, так и сами оставались невидимыми: громобои следовали по одним им известным ориентирам и потому не натыкались на препятствия, не сбивались с курса. Но, понятное дело, двигались они медленно. Поспевают ли за ними силовики? Если нет, то остатки армии захватчиков просто просочатся сквозь хлипкий заслон из полудюжины дружинников и уйдут в лес. Никакого боя не будет, разве что, как три недели назад, не грянет буря и не развеет «туман войны».
И буря грянула. Это кажется невероятным, но так всё и случилось. Правда, в отличие от событий бесовской субботы, эту бурю ни в коем случае нельзя было приписать божественным силам. Она была рукотворной. Сначала невнятный шорох надвигающейся толпы бы заглушен непонятно откуда возникшим ревом двигателей, затем темноту прорезали лучи боевых прожекторов… А четверть минуты спустя на нас обрушился самый настоящий ураган!
— Вертолеты! — Филипп не устоял на ногах, повалился на крышу и едва не сверзился вниз. Я еле успел перехватить его. А когда снова поднялся…
— Твою мать… Ложись!
Вертолеты летели очень низко, они проносились над самой землей, и воздушные волны, идущие от их мощных винтов, расшвыривали клочья черного дыма, как лопасти миксера блинное тесто. То тут, то там взору открывались пятачки чистой земли — поначалу они снова затягивались дымом, но со второго захода истончались окончательно. И на одном из этих устоявшихся свободных пятачков — прямо перед нами! — я увидел их.