— А я была в мавзолее… — тихо сказала девочка с красным бантом и тут же сконфуженно умолкла.
— Ну, расскажи нам об этом!.. — попросила Машенька.
Девочка немного помолчала. Потом, тряхнув красным бантом, неуверенно начала:
— Летом я с папой ездила в Москву и мы ходили на Красную площадь. Там было много народу, и все тихонько шли к мавзолею. И мы с папой тоже встали в очередь, только мы не долго стояли, потому что все всё время тихонько двигались. Скоро и мы спустились вниз и там я увидела дедушку Ленина. Он совсем, совсем как живой, только очень бледный. Все люди шли тихо-тихо. Папа говорил мне, что они дают клятву.
— Какую клятву? — с интересом спросила Машенька.
— Ну, чтобы еще лучше работать и учиться. Я тоже дала клятву, — добавила она, краснея.
— Какую же ты дала клятву?
— А я сказала: дедушка Ленин, я еще очень маленькая, но я осенью пойду в школу и обещаю тебе учиться только на «пятерки». Только я про себя сказала, чтобы никто не слыхал…
— А мой папа видел Сталина, — сказал мальчик с черными, не по возрасту серьезными глазами.
— Когда это было? — спросила Машенька.
— Это было, когда еще шла война, в сорок первом году. Тогда фашисты были совсем близко от Москвы. Но папа говорил мне, что они все равно не смогли бы войти в Москву, потому что там был Сталин. Когда пришел праздник Октября, на Красной площади всеравно был парад, даром что фашисты хотели разбомбить Москву. Мой папа был на параде и слышал, как Сталин говорил речь. А потом они пошли на фронт и стали громить фашистов. И папе дали орден и еще медаль «За оборону Москвы».
— А мой дядя — Герой Советского Союза, — хвастливо произнес мальчик с пухлыми румяными щеками.
Машенька слушала звонкие детские голоса, и ей казалось, что она давным-давно знает и любит этих малышей.
Вечером в уютной, чисто прибранной квартире Егоровых состоялось маленькое торжество по случаю Машенькиного «боевого крещения» как выразился ее отец, старый слесарь Александр Иванович.
На праздничном, накрытом белой скатертью столе прежде всего бросался в глаза огромный букет цветов самых разнообразных красок и оттенков. Он составился из тех маленьких букетиков, которые принесли Машеньке сегодня в класс ее девочки-ученицы.
За столом сидели Глафира Петровна и Александр Иванович, старший брат Машеньки Дмитрий Александрович, инженер-конструктор механического завода, со своей женой, две девушки Нина и Лиза. Нина, смуглая, черноволосая девушка, вместе с Машенькой кончила одиннадцатый класс и так же, как Машенька, приняла сегодня «боевое крещение», только в другой школе. Последним с краю стола сидел Коля, тихий, застенчивый юноша, школьный товарищ Машеньки, все время не сводивший с нее восторженных глаз, полагая, что этого никто не замечает. Глафира Петровна хозяйничала у самовара. Всякий раз, когда она поворачивалась, чтобы передать гостю чашку чаю, на ее темносинем шерстяном платье ярким блеском вспыхивал орден.
— Ой, девочки! — оживленно рассказывала подругам Нина. — Я так боялась, так боялась! Ведь первый день. Но все прошло хорошо. А какие у меня детишки замечательные, если бы вы только знали! Нет, это такой день, такой замечательный день!
— Глафира Петровна, — спросила Лиза, полная румяная девушка. — А вы помните ваш первый день в школе? Наверное, до сих пор не можете забыть?
— Да, действительно, до сих пор не могу забыть, но не первый, а второй день.
— Вы все шутите, Глафира Петровна! Как же так, «второй»? — рассмеялась Лиза и сразу умолкла, увидев, как помрачнело лицо Глафиры Петровны.
— Я не шучу, девочка. И ты напрасно думаешь, что мое первое впечатление от школы было такое же светлое и радостное, как твое, — грустно сказала Глафира Петровна, и снова тень неприятных воспоминаний пробежала по ее лицу.
— Глафира Петровна, расскажите, — попросил Коля.
— Расскажите, пожалуйста, — поддержали его девушки.
— Ну, что ж… — задумчиво проговорила Глафира Петровна. — Расскажу… Давно это было, в 1913 году, здесь же, в нашем городе… Я тогда только что кончила гимназию и очень хотела учительствовать, но свободных мест не было… Долго пробивалась я частными уроками в богатых домах, пока мне сказали, наконец, что возьмут меня учительствовать во второе отделение церковноприходской школы на освободившееся место. Когда я пришла первый раз в школу, помещавшуюся в древнем, полуразвалившемся здании, я узнала, почему место учительницы во втором отделении стало вдруг вакантным. Оказывается, предшественница моя была на подозрении у полиции и накануне ее арестовали, как «неблагонадежную». Весь первый день я знакомилась с ребятами, расспрашивала их, что они успели пройти с прежней учительницей, беседовала об их домашних делах. А на второй день случилась беда… На третьем уроке в мой класс вбежал запыхавшийся инспектор и трагическим топотом выдохнул: