II
Вечером того же дня Глафира Петровна отыскивала по улице Красных партизан дом № 125, в котором жили теперь Свистуновы. Она неторопливо шагала по узенькой асфальтовой дорожке тротуара, с интересом и любопытством осматриваясь по сторонам.
Немногим больше года не была она в этой части города, и вот теперь ее уже не узнать.
На месте заваленного разным хламом громадного пустыря, на котором еще недавно бродили козы и городские мальчишки играли в футбол, вырос целый квартал красивых трехэтажных домов и дальше вдоль улицы, насколько хватал глаз, тянулись в гору уютные беленькие домики-коттеджи рабочих механического завода. Рядки молоденьких лип, очевидно, недавно высаженных, выстроились вдоль тротуара. Все кругом дышало такой новизной, что старая учительница почувствовала себя помолодевшей.
Высокий широкоплечий юноша в спортивном костюме поровнялся с ней и, пристально заглянув в ее лицо, радостно воскликнул:
— Глафира Петровна? Здравствуйте, Глафира Петровна! Какими судьбами в наш уголок?
— Здравствуй, Вася, — узнав в этом плечистом юноше своего бывшего ученика Василия Грабина, улыбнулась учительница. — Здравствуй! Ищу я, голубчик, дом № 125.
— Сто двадцать пять?! — обрадовался юноша. — Так это же наш дом. Вам в какую квартиру?
— Второй подъезд, квартира тридцать семь.
— А, это, значит, в соседнем подъезде. Идемте со мной, я покажу.
Они помолчали.
— Давно я не видел вас, Глафира Петровна, — заговорил ее спутник. — А вы хорошо выглядите, только вот седых волос прибавилось…
— Так ведь я уже старуха, Васенька. Пришла пора и седым волосам. Не вечно же быть молодой! Шестой десяток идет.
Юноша почему-то вдруг смутился, словно он нечаянно, сам того не желая, вдруг чем-то обидел учительницу, чтобы переменить разговор, он спросил:
— Вы, конечно, на дом к какому-нибудь сорванцу, каким и я был в свое время? У нас там полон двор ребятишек.
— Угадал, — усмехнулась учительница.
— Глафира Петровна? — помолчав, тихо спросил юноша. — А вы помните, как я однажды у вас на уроке свистнул?
— Помню, конечно, — улыбнулась Глафира Петровна.
— Я часто вспоминаю теперь школьные годы и думаю, какой я был тогда. Если бы не вы…
— Полно, полно, — остановила его учительница. — Кто старое помянет, тому — глаз вон! Ты расскажи лучше, как живешь, как работаешь?
— Живу хорошо, даже очень хорошо. Вот на-днях с мамашей новоселье справляли. Что ж еще? Да, хожу в вечернюю школу. Думаю десятый класс в этом году кончить. Работа тоже идет неплохо. С начала года пятнадцать годовых норм выработал.
— Вот ты какой молодец! — с неподдельным восхищением воскликнула учительница.
— Так ведь я не один, Глафира Петровна, — заторопился юноша. — У нас вся бригада так работает. Ребята дружные, славные. И инженеры нам во многом помогают советами.
Глафира Петровна, с удовольствием и почти материнской нежностью взглядывала на крепко и ладно скроенное мускулистое, как у атлета, тело юноши, любовалась его красивым, загорелым лицом с упрямым подбородком и высоким чистым лбом, на который спадали курчавые русые волосы; следила за неторопливыми, уверенными движениями рук, в которых угадывалась большая сила, и ей было понятно, почему встречные девушки смотрят на ее спутника таким долгим взглядом, а, поровнявшись, застенчиво опускают ресницы.
— Вот и наш дом, — сказал юноша, жестом указывая на белое трехэтажное здание с балконами и большими светлыми окнами. — Очень прошу вас, Глафира Петровна, сделаете свое дело — заходите к нам. Мама будет очень рада. Зайдете, а?
— Постараюсь, Вася, постараюсь…
— Ну, смотрите же… я не прощаюсь, — юноша помахал рукой и скрылся в первом подъезде.
Глафира Петровна поднялась на третий этаж и, прислонившись к стене лестничной площадки, схватилась рукой за грудь. Сердце бешено и неистово колотилось и, казалось, готово было выпрыгнуть наружу. «Эх, старость — не радость», — подумала учительница, но детские голоса отвлекли ее от этих мыслей.
Дверь в тридцать седьмую квартиру была открыта, и голоса доносились оттуда. Глафира Петровна вышла в полутемный коридор и через верх стеклянной двери, ведшей в комнату и тоже полураскрытой, увидела занимательную картину. Стулья и табуретки в комнате были сдвинуты в одно место и, очевидно, изображали собою школьные парты. За двумя такими стульями-партами примостились на полу две крохотные девочки в одинаковых пестрых сарафанчиках и до того неотличимо похожие друг на друга, что становилось ясно с первого взгляда, что это близнецы; на третьем стуле, неестественно вытаращив голубые глаза, сидела большая кукла с облупленным носом, а перед всей этой почтенной аудиторией ходила взад и вперед сестра Сергея Свистунова Леночка, маленькая девочка с льняными косичками, и, подражая интонациям самой Глафиры Петровны, строго говорила: