– Этих ребят, умеющих верно расставлять приоритеты, я возьму на стажировку в свой отдел. А потом, возможно, и предложу постоянную работу. А ты сейчас заткнешься, засунешь свой грязный язык в свою грязную жопу, а потом соберешь в кучку то, что у тебя вместо мозга. Уж не знаю, где ты это найдешь. Явно не в голове. И этой кучкой подумаешь. Слышишь ты, дебил? Подумаешь! А потом возьмешь ручку и напишешь отчет.
– Ка-ка… Кхмммм… – Майк от неожиданности начинает заикаться, лихорадочно соображая, не сдвинулся ли он окончательно.
Непосредственная (чтоб ей!) начальница в жизни не сказавшая ни одного бранного слова матерится, как … как его сержант в армейке! И это настолько не вписывается в привычную картину мира, что Майк на полном серьезе решает, что он не здесь.
Он, наверно, в больничке, лежит под препаратами ловит глюки о матерящемся начальстве.
Особо кошмарные глюки.
Он прокашливается, и еще раз пытается задать вопрос:
– Какой отчет?
– О проделанной работе, конечно.
– Ка – ка …. Да блядь! Какой работе?
– Под прикрытием, Ричер, под прикрытием. По особому распоряжению руководителя.
И, с удовлетворением и наслаждением даже разглядывая его вытянувшуюся физиономию, Доун добавляет:
– А ты что думал, что я своего лучшего оперативника на растерзание наркоторговцу отдам? К тому же, у тебя свидетельница есть… Интересная, кстати, девушка. Собирается защищать тебя в суде.
– Ааааа….
– Рот закрой. Мозги из жопы вынь. Ручку возьми.
Майк подчиняется отрывистым командам, с трудом соображая, что писать и что это за свид… Бляяяя…
Анна!
Конечно же, Анна!
Когда его взяли, она никак не хотела отходить, цеплялась за него, пока не рыкнул.
Он совершенно не желал ее впутывать.
Нехер.
Сам разберется.
Но она все решила сама. Вот стерва!
Ну что делать с ней? С такой непослушной стервотиной? Только наказывать остается! Вынуждает, прям!
Майк даже отвлекся от написания, представляя, как он ее накажет. Разнообразно и изощренно. Душевно так.
Через час с писаниной было покончено. Доун прочитала, три раза заставила переписывать скрипящего зубами подчиненного, потом ушла.
Еще через час Майка выпустили.
Он вышел на крыльцо участка, закуривая и наблюдая, как его непосредственное (чтоб ее черти сожрали!) начальство, теплых чувств к которой не прибавилось совершенно, несмотря на то, что в трудной ситуации она его не кинула, идет к своей машине.
И внезапно сворачивает в сторону. И направляется к байкеру, только что заехавшему на стоянку. Майк, покуривая, рассеянно подмечает знакомую посадку водителя, лениво размышляет о том, что даже такую суку кто-то ебет (ну надо же, блядь!), что байк че-то знакомый… Видел в городе, наверно. Тут Доун подходит, наконец, к водителю, тот снимает шлем, цапает ее за талию, притягивая поближе, жадно целуя.
Сигарета падает на землю.
– Это че? Это че такое, блядь? – Майк изо всех сил щипает себя за руку, не веря, просто не веря глазам.
– Я сдох что ли? В аду?
И, наблюдая, как его непосредственная (суууукаааа!!!!) начальница обжимается прямо на стоянке возле участка с его младшим братом, повторяет уже с уверенностью:
– Я в аду, блядь.
Эпилог.
– Слышь, Дэнни, уйми свою бабу, блядь! Охуела в конец!
– Пасть закрой. Еще раз услышу че-то в таком тоне про нее, вломлю так, что челюсть вставную менять придется.
– Охуеть. Ну охуеть же теперь!
– Че надо тебе?
– Мне надо, чтоб мне не ебали мозг!
– Это ты тогда к своей адвокатше, а не ко мне. В ебле мозгов ей конкурентов нет!
– А теперь ты тон сбавь, говнюк.
– Так, все, побазарили, пошел нахуй.
– Не, стой! Стой!
Майк слышит сопение брата в трубке, мысленно считает до десяти, сдерживаясь, переводя дух.
– Ну ладно… Я че-то… Но она совсем у тебя ебнутая…
– Еще раз послать тебя?
– Не, все, все. Слышь, может ты ее ебешь плохо? Чего она на меня наехала-то?
– Завали ты уже хлебало! В свою койку смотри, говнюк!
– Брат, а может ей отпуск взять? Сгоняй с ней во Флориду, пожарь на солнышке… А то ведь никакой жизни нет! Мало того, что этих говнюков – малолеток, что меня сдали тогда, ко мне прикрепила на стажировку, так еще и опять дежурить поставила. А я Анне уже обещал, что на уикэнд в горы сгоняем. Она и так на меня губы дует.
– Да еще бы, блядь! Говорил тебе, бабы любят внимание. А ты опять про этот гребаный день Святого Валентина забыл.
– Ой, блядь! Да уж кто бы учил, щенок! – Майк оскорбляется до глубины души. – Сам-то давно ли в этой херне прошаренный такой стал?