В сарае пахло упырем. Даже не пахло, а воняло. Едкий специфичный запах в замкнутом пространстве шибал в нос и заставлял слезиться глаза. А еще тут пахло смертью. Свежей смертью, приключившейся каких-нибудь полчаса или час тому назад. Труп какого-то нищего бродяги валялся в углу между старой телегой и сваленными в кучу обломками бочек и прочей мелочью. От двери были видны только его ноги в обмотках. Над тем местом, где еще недавно была его голова, во мраке скорчилась белесая тень.
- Не дозрелая, значит? – прошипел Вагнер у меня над ухом.
Я растерялся. Сейчас зима, холод замедляет вызревание {личинки,} продлевая его даже не до сорока, а до шестидесяти дней. Упыри вообще крайне чувствительны к морозу – недаром тела всех подозрительных покойников хранят во льду! – во избежание, так сказать. Да и вообще, трое суток – необходимый минимум для вызревания упыря – еще не прошло. Или…
Бес! Ну да. Дануська умерла в среду. Сейчас уже почти понедельник. У нее в запасе было четыре полных дня. И все равно… не может этого быть!
- Бродяга, - шепнул я. – Он ее нашел и… попытался что-то с нею сделать. Как минимум, дотронулся. Это ускорило созревание.
Ускорило, но не стимулировало.
Послышался шорох. Упыриха шевельнулась. Оцепеневшая от неожиданности в первые секунды – все-таки холод замедляет реакцию упырей – она отмерла и осторожно коснулась когтистой конечностью того, что еще недавно было человеческой грудью. Впилась в кожу когтями, потянула труп на себя, в угол.
Мы стояли и смотрели.
- Что будем делать? – шепнул Вагнер.
- Я думаю, - огрызнулся в ответ.
- Раньше было некогда? – съязвил мой напарник.
- Раньше я… у меня были другие планы. Я думал натравить упыриху на… главного подозреваемого, чтобы он выдал себя. Заставить его проявить…э-э… скрытые способности. Это тело…
- Это тело, если мне не изменяют глаза, студентки Будрысайте! Как вы думаете, родственники девушки поблагодарят вас за то, как вы пользуетесь телом их дочери?
- Она бы все равно стала упырем…
- Она {имела шанс} стать упырем, пока в дело не вмешались вы и все не испортили!
Наш спор прервался странным горловым звуком. Мы обернулись.
То, что когда-то было Дануськой Будрысайте, смотрело на нас выкаченными глазами. В отличие от глаз зрелых упырей, они не казались пустыми белесыми бельмами, а сохранили радужку, зрачок и цвет радужки. Зрелище было жуткое. Даже вроде бы привычный я оцепенел под этим взглядом. Упыриха смотрела на меня так… почти разумно, что я ощутил угрызения совести. Прав был Вагнер, сто раз прав – не стоило мне так издеваться над телом девушки. Но дело было сделано.
На несколько ударов сердца мы замерли, боясь шевельнуться. Потом упыриха качнулась вперед, опускаясь на четвереньки. Очень медленно, как бы борясь с парализующими чарами, двинулась навстречу. Рот ее раскрылся. Под темными губами показались удлинившиеся зубы, перепачканные в плоти убитого бродяги.
- Этот – мой, - шепнул мне Вагнер, делая шажок влево.
Кто? Труп? Ну да, укушенный сам становится упырем, но не в первые же мгновения! И она уже начала его пожирать, значит, встать ему не грозит. Ловко он меня подставил. С другой стороны, сам заварил кашу, сам и расхлебывать буду.
Интересно, а что делать с упырихой? Нет, ее можно убить, можно нейтрализовать, можно даже зачаровать. Но ни то, ни другое, ни третье не входило в мои планы.
- А ну-ка, - я медленно стал закатывать рукава рубашки, - иди ко мне, девочка…
Упыриха напряглась.
- Давай-давай, моя хорошая…Не бойся!
- Груви, вы… вы с ума сошли? – от изумления мой напарник пустил «петуха».
- Иди к папочке, - протянул я, обнажив руки до локтей. На запястье одной из них долго не сходили следы от зубов другой упырихи. Я уж думал, останутся навсегда. Да так оно и было, если присмотреться. – Иди ко мне.
Упыриха сделала шаг.
- Вот молодец! Вот умница, моя хорошая… Иди, детка, иди!
Вагнер что-то булькнул, но мы с упырихой не обращали на него внимания. Ее глаза как прикипели к моему лицу. Я «держал» ее взглядом, медленно, по волоску в минуту, двигаясь ей навстречу. Шаг. Еще шаг. Еще один…
- Ну, не бойся. Я тебя не обижу. Вот так. Вот молодец. Вот умница…
Протянутая вперед рука. Слегка вытянувшаяся шея. Еще один осторожный плавный шажок. Только бы не сорвалось. Только бы ни один звук, ни одно движение… Даже прошмыгнувшая в углу крыса. Даже чей-то далекий крик на улице или треск рухнувшего дерева мог все испортить. Даже чих… А чихнуть так хочется! И это не от запаха. Это у меня насморк, кажется, начинается.