Пение в нашей школе также не было второстепенным делом. Каждый день перед началом занятий и после них, а иногда и во время перерыва мы пели песни. Учитель аккомпанировал нам на скрипке. Не менее двух раз в день все мы без исключения упражнялись в пении. Девочки учились читать и писать дискантовые ноты, мальчики альтовые (за исключением солистов), брать терции, кварты, квинты, сексты. Новые песни мы обычно пели на два голоса. Песни наши состояли из двух, трех, самое большее — из пяти куплетов. Изучали мы и многоголосное пение. При разучивании песни учитель ставил впереди двух певцов: дисканта и альта с хорошими голосами и хорошо разбиравшихся в нотах, которые несколько раз пели новый мотив, а потом и все мы, сперва девочки, а потом мальчики, глядя в ноты, подхватывали эту песню. Учитель стоял перед нами или ходил между поющими и звуками скрипки поправлял наши ошибки. Я хорошо помню, что мы начинали учиться петь с простейших песен, а заканчивали хоралом. Три раза в неделю после школы у мальчиков, поющих в хоре, был урок музыки. Я тоже, когда стала постарше, училась петь и играть на рояле, но спустя три года учитель сказал мне: «Не трать напрасно времени, Бетушка. Оставь эти занятия. Не получится из тебя ни певицы, ни пианистки. Если бы ты родилась мальчиком, из тебя скорее всего вышел бы хороший студент. Употреби это время на что-нибудь более полезное!». И я послушалась учителя.
По четвергам мы собирались в саду и помогали учителю. Это было для нас очень полезно, потому что во время этой работы он без устали объяснял, как называется тот или иной цветок или дерево, почему в природе происходит то или иное явление, сообщал и другие различные сведения из естествознания. Старшим ученикам учитель показывал, как надо делать прививки на плодовых деревьях, а младших учил ухаживать за цветами. Он держал два улья пчел и часто о пчелах рассказывал, ставя нам в пример их трудолюбие. Как-то я сказала пану учителю: «Я это уже знаю, мне дядюшка говорил». Пан учитель стал расспрашивать меня, и я рассказала, как дядюшка сказал мне однажды: «Помни, Бетушка, и всегда благодари того, кто научит тебя чему-нибудь хорошему». Это подтвердил мне и учитель. После работы его жена приносила нам хлеб и молоко, а сам он угощал нас фруктами. В воскресенье после обеда мы ходили на прогулку, во время которой он не переставал пополнять наши знания. Увидим ли мы по пути муравейник, птицу, бабочку, поле или пруд — обо всем следует поучительный рассказ.
Однажды шли мы по плохой дороге вдоль голого холма, внизу было болото. Остановился наш предводитель и обратился к нам с такими словами:
— Видите, дети, если бы это болото хорошие хозяева осушили, у них прибавился бы кусок доброй земли; если бы они засадили этот холм черешней, деревня получила бы через несколько лет много полезных ягод; а если поправили бы эту дорогу, то не мучились бы здесь лошади, не ломались повозки, а люди бы быстрее добирались, куда им нужно. А вы, ребята, когда сами начнете хозяйствовать, не забывайте, что говорил вам сегодня ваш старый учитель.
Чаще всего мы ходили на вершину одного холма, откуда вся местность была видна как на ладони. С этого холма показывал нам учитель, в какой стороне лежит тот или иной край родной страны, объяснял, что растет на окрестных полях, как называются близлежащие деревни; он показывал направление, в котором расположен тот или другой примечательный город, который мы хорошо умели находить на карте; он рассказывал нам об истории и особенностях различных замков и деревень, находящихся в поле нашего зрения. Он обращал наше внимание на вершины голубоватых или темнеющих в далекой дымке гор и хвалил за быстроту и внимательность того, кто раньше всех вспоминал их название. На таких прогулках мы и в игры играли с большим удовольствием, потому что в них участвовал наш любимый учитель, руководя ими или поручая это кому-нибудь из нас. Большой камень, лежавший на холме, служил нам кафедрой, с которой каждый охотно декламировал все, что знал. Учитель тоже декламировал вместе с нами, или мы садились вокруг него и с упоением пели наши школьные песни. Мелодия разносилась по всей округе, и крестьяне из окрестных деревень приходили иногда, чтобы послушать нас. Ах, с каким нетерпением дожидались мы этих прогулок и как огорчались, если дождь или ветер мешали нам. Очень часто к нашим экскурсиям присоединялся капеллан, который покупал нам молока, вишен или каких-нибудь фруктов, что еще больше возбуждало наше веселье. Эти прогулки были нам дороже всех других развлечений. И если учитель хотел кого-нибудь наказать, он запрещал ему работать в саду и участвовать в прогулке. Но он очень редко и неохотно наказывал нас, хотя мы довольно часто этого заслуживали. Обычно же наказание состояло в том, что он спокойно отчитывал провинившегося, или оставлял его в школе после уроков, или, как уже было сказано, не брал с собой на прогулки и не разрешал работать в саду. Мы готовы были вытерпеть любое наказание, только не это. До начала уроков школа гудела, как улей, но стоило учителю войти в класс — сразу становилось тихо, как в костеле. Он никогда не кричал, не угрожал, но ему достаточно было молча взглянуть на нас, и наши глаза непроизвольно опускались, а руки сами ложились на парту. Он редко запрещал нам что-нибудь, но уж если запрещал, то никто не смел его ослушаться. Он очень не любил еще, когда кто-то жаловался на другого. И только в том случае можно было поднять руку и пожаловаться, если шалун сосед мешал заниматься. Обманывать, браниться, насмехаться над физическим недугом другого или что-нибудь подобное строго запрещалось. Беспощадно искоренялись и вредные привычки, которых у нас было предостаточно. Некоторые ученики очень долго не могли от них отвыкнуть. Я, например, щурила глаза, а моя соседка беспрерывно вытягивала пальцы из суставов и так ловко выворачивала их, что из перевернутой ладони получался «столик», как мы это называли. Один ученик, когда писал, все время держал во рту указательный палец левой руки, другой шлепал губами, а третий скрипел зубами. Такие привычки водились за всеми. Но мудрый воспитатель постепенно отучил нас от них терпеливым напоминанием или угрозой, что рассердится и сделает всеобщим посмешищем того, кто не отвыкнет от дурных наклонностей.