Особенно охотно играл он песню «Осиротело дитя», которая всегда вызывала у нас слезы. Если жена учителя бывала свободна, то также приходила к нам, садилась в широкое кресло, клала на колени руки, и лицо ее, устремленное к пану учителю, светилось каким-то внутренним светом. Когда учитель переставал играть, то подходил к ней, подавал руку или ласково гладил по голове. Бывало, мы помогали ей окучивать в саду грядки, вязать или поливать полотно во время отбелки, что доставляло нам особенное удовольствие. Старая пани всегда говорила: «Вы, девочки, учитесь этой работе, только тогда вы сможете поручать ее другим. Это не всякий может делать!». После работы мы всегда получали хороший завтрак.
В шкафу у пана учителя было много красивых книг, содержание которых он нам рассказывал, в классе всегда стояли цветы. Очень боялись мы вначале человеческого черепа, лежавшего на шкафу. Каждую неделю мы должны были выучить на память новое стихотворение и прочесть его. Если учитель был доволен, то показывал нам некоторые экспонаты из своей коллекции и сообщал их названия. А однажды он поставил на стол человеческий череп, и мы по очереди должны были брать его в руки. У меня до сих пор мороз по коже проходит от этого воспоминания.
Шесть лет я прожила в Хвалине, и то, чему я там научилась, стало хорошей основой для дальнейших занятий. Не только я, но и все, с кем я вместе ходила в школу, сохранили в своем сердце благодарную память о пане учителе. Он научил нас любить бога, родину и своих ближних. В школе мы получили достаточно познаний, необходимых для жизни. Я ушла из хвалинской школы после годовых экзаменов, накануне жатвы. У нас было два экзамена: один во время поста, другой в день святого Прокопа. После каждого экзамена ученики, достигшие двенадцати лет, могли уйти из школы. Экзамены в праздник святого Прокопия были гораздо торжественнее, потому что на них присутствовали викарий и множество окрестного духовенства, чиновников и местных жителей. Мы украшали школу венками из цветов и колосьев, ветками различных растений. Сначала учитель закона божьего, пан учитель и пан викарий экзаменовали самых маленьких и слабых учеников; потом отвечали те, кто заканчивал школу, и тогда пан викарий, обращаясь к присутствующим гостям, просил их, чтобы они сами задавали вопросы и убедились, достаточно ли мы подготовлены к общественной жизни. Духовные лица задавали нам вопросы из закона божьего, географии, естествознания, истории, интересовались, как мы понимаем свой гражданский долг. Вслед за ними доктор начинал спрашивать о некоторых правилах медицины, чиновники — о хозяйственных делах, владелец пекарни — о хлебе, пивовар — о пиве, лавочник — о стоимости разных товаров. Местные жители интересовались, как мы читаем и пишем; пан викарий требовал, чтобы мы составили список приходов и расходов в хозяйстве и, убедившись, что мы все в этом деле разбираемся, предлагал нам, прежде чем мы покинем школу, вручить пану учителю благодарственный адрес. Когда же каждый из нас перечислял все, чему он научился, гости, тронутые до глубины души, искали глазами нашего доброго и благородного воспитателя. Но его уже не было в комнате. Он незаметно покидал ее. Присущая ему скромность не позволяла оставаться и выслушивать наши восторженные благодарности.
III
Мне было трудно забыть Хвалин, и я часто, уже окончив школу, ходила туда. А когда, спустя год, пан учитель caм навестил нас, то для меня это был настоящий праздник. Потом я уехала из дому и шесть лет не была в Хвалине. Вернувшись домой, я первым делом спросила, как поживает семья учителя. Мне сообщили, что его жена умерла, внучка вышла замуж, а сам пан учитель тяжело болен. И до того мне захотелось снова увидеть его, что я на другой же день поехала в Хвалин. Когда мы поравнялись с холмом, у подножия которого когда-то было болото, я не узнала этого места. Весь холм был засажен деревьями, болото осушено, дороги повсюду исправлены и вдоль них также высажены деревья. Одним словом, местность вокруг Хвалина стала намного приветливее. Я спросила возницу, как это произошло, и он ответил мне: «Теперь все здесь выглядит иначе, чем это было при старых хозяевах. Прежде ни о чем таком не думали, охотнее прикладывались к стаканчику, а новые, молодые хозяева — совсем другой народ. А все это потому, что здесь хороший учитель. Раньше никто своего имени не умел написать, а теперь молодые пишут не хуже заправских писарей». Вспомнила я беседы пана учителя и от души пожелала, чтобы каждое зернышко, брошенное им, попало в добрую почву.