Но такого не случилось.
Загружено две тысячи четыреста тридцать грамм металлического сплава. Идет переработка. Ожидайте. Примерное время переработки: 300 минут.
Музыка у Петра-Лопаты сегодня играла еле слышно.
Глава 5
Глава 5.
Дороги. Глиняные, разбитые дороги. С огромными колеями, оставленными танками. Со здоровыми воронками, оставленными бомбами наших бравых авиаторов. Теперь эту дорогу штурмуем мы.
Дождь, ливший неделю, пропитал водой эту буро-желтую смесь, некогда именую дорожным покрытием, до самого предела. От этого каждый шаг давался с трудом. Ботинки с обмотками сдергивало с ног, засасывало в вязкую и липкую жижу.
Наш батальон, «отдохнувший» и пополненный новобранцами до нормы, шел вперед. Давя грязь, сгибаясь под тяжестью промокнувших насквозь шинелей, мы отсчитывали километры и мечтали о теплых и сухих постелях.
Голые руки дубели и мерзли, распространяя мерзкие когти холода по всему телу. От этого начиналась дрожь, от этого начинали стучать зубы. И даже Отцовские сто грамм почти не помогали. Ухнув внутрь огненной воды, мы смогли зажечь огонек тепла лишь где-то внутри, в желудке. Но и он скоро погас, безжалостно потушенный волной холода.
Зикир, выбивая чечетку своими редкими зубами, толкнул меня в бок и произнес:
– Пи-пик. Пи-пик. Пи-пик.
– Что? – спросил я, ожидая от него совсем другого. Это пиканье совсем не похоже на мамин голос.
– Пи-пик, – повторил мой друг.
Будильник. Я наконец-то проснулся от его сигнала.
Открыл глаза, отходя от сна. От такого реального, что я до сих пор помню, как вытаскивал разбухший от влаги ботинок из липкой и чавкающей глиняной мяши.
Удивленная маман, заглянувшая в мою комнату и не обнаружившая там своего сына, даже пропустила часть своих очередных шуток, когда ставила передо мной чашку с кофе. Потрогала мой лоб, заглянула в глаза, пробормотала как бы себе под нос, но с расчетом, что я всё услышу:
– Заболел он что-ли?
Я, фыркнув, проглотил вкуснейший бутик, чмокнул ее в щечку и спустя пару минут выбежал на улицу. Привычно оглянулся, ожидая зычное «Димооон!», но вспомнив случившееся, только грустно глянул на пустую скамейку.
Подумал, что неплохо бы пробежаться, чтобы качнуть еще опыта, но тут же всплыл образ «Ледокола», смотрящей на меня поверх своих очков: «Дмитрий Сергеевич! Учителю непозволительно приходить на занятия мокрым как мышь». Поэтому, выдохнув побольше воздуха, чтобы протиснуться сквозь стену тел, полез в автобус.
В школе всё без изменений. Дылды-старшаки, добренькая охранница и суровая Зинаида Ефремовна. Она пристально оглядела меня, когда я зашел в учительскую, но, на удивление, промолчала.
Я же, достав тетради и методички, начал готовиться к первому уроку. Сегодня это будет шестой «в». Хороший, в принципе, класс, только слегка ленивый. Но если их чуток «попинать», то они начинают сыпать идеями. Главное – вовремя их потом остановить. Иначе могут не уйти даже во время перемены.
Первый звонок застал меня по пути в класс. Для этого мне пришлось почти вернуться ко входу в школу. Учительская расположена на втором этаже, а тут снова спускаться на первый.
– Здравствуйте, ребята! Садитесь.
Быстренько оглядел шушукающийся класс, грозно посмотрел на местного хулигана, укоризненно на двух девочек, которые еще не достали учебники и потому жужжали молниями ранцев.
–Давайте повторим домашнее задание, – я открыл журнал, вчитываясь в списки учеников. – К доске пойдет...
Класс замер. Стало так тихо, что было слышно, как бьется сердце у сидевшего на дальней парте двоечника Петрова. Ну что ж. Он сам себя выдал.
– К доске пойдет Петров!
«Фууууух» – прокатилась по классу волна облегчения, прерываемая невольным стоном вызванного.
Шаркая ногами, понурив голову, словно идущий на эшафот, Петров брел по ряду между парт. Взял указку на полочке у доски и подошел к карте.
– Ну? – я развернулся к нему, - давай расскажи, что ты выучил к этому уроку.
Несчастный ученик, втянув голову в плечи, обреченно смотрел на карту. Он уже поднял указку, собираясь что-то показать, когда...
– КУДА! СТОООЙ! – страшный, дикий вопль, в котором я еле признал голос бабушки-вахтерши, донесся из коридора.
БАААХ
Громоподобный звук заставил меня вздрогнуть от неожиданности. Этот же звук прекратил крик охранницы. И еще раз:
БАААХ
Стоявший у доски Петров, бросив указку, присел, прижав ладони к ушам.