Вот только зачем нас зовут? Что такого могло случиться, чтобы собирать совет в полном составе? Да еще с привлечением Ладлиль и Каялы. Раз зовут степнячку, значит один из пунктов программы — переговоры с ее отцом. Причем, серьезные. Ладлиль — в первую очередь, ментат. Тикшу обычно подменяют ребята Лысто, ночные гильдии давно и уверенно работают на них. Какая-нибудь пакость со стороны Империи? Не стоит она того, мы сейчас намного сильнее. Басилевсу надо было решаться четыре года назад, когда армии свежеприсоединенных королевств больше походили на толпы вооруженных крестьян, а большинство ментатов были не старше десяти лет. Плюс нам приходилось большие силы отвлекать на обеспечение жизнедеятельности. Даже пахать бойцов привлекали.
На сегодняшний день всё иначе. Солдат распределили между лесными отрядами и натренировали очень серьезно. В прямом столкновении две наших тысячи стоят трех вражеских. А ведь у нас армия уже больше. Плюс ментаты. Даже если не привлекать детей младше десяти лет, то тысячу ментатов мы можем выставить. А они в состоянии одним слаженным ударом обратить в бегство четверть армии герцога. Соответственно, смешав ряды остальных. А еще гранаты, пушки. Ручное огнестрельное оружие пока не эффективно, но…
И экономически мы тоже намного сильнее, чем раньше. А империя слабеет. Слишком различаются порядки в государствах, крестьяне бегут из Бертайма целыми деревнями. За три года семь родов вейя перебрались под нашу руку. Когда охотников наводят ментаты, о голоде можно забыть. Последний, восьмой, род, скорее всего, сделает то же самое. Когда умрет их нынешний шаман, Единец. Слишком он горд и привержен к старым традициям.
Хан Гарип, ранее затюкиваемый соседями, после двух совместных с хортами экспедиций стал одним из самых уважаемых ханов в степи. Несколько родов перешли под его руку, еще несколько заверили о вечном союзе. И на этот раз вечность у кочевников длится уже три года, а не пару месяцев, как обычно.
Нападение сейчас для герцога самоубийство. В чем тогда дело? Решили напасть сами? Нет смысла. Через два-три года в империи начнутся бунты, и ее можно будет брать голыми руками. Жалко терять своих людей.
Появилась третья сила? Откуда? Степь поднялась, восстановила численность, но нового хана Ишема не видно, самый крупный из претендентов — наш союзник. Приморье еще не отошло от набега восьмилетней давности, это кочевникам просто, дети подросли — сила набрана. Сила Приморья в богатстве, а оно так быстро не восстанавливается.
В общем, непонятно всё. Но не зря же Руян зовёт. Приедем, разберемся…
Выезжаем утром. К первоначальному составу присоединяются Ровга, Куна и Усма — вечерняя мыслеграмма просит приехать и их. Точнее, просили Нохру, но она не так сильна в седле. Слова самые нейтральные, но тревога ощущается даже при передаче мыслей по цепочке ментатов. Что-то назревает, очень нехорошее. Еще одна странность: нам предлагается двигаться через Шебур, кратчайшей дорогой. Но это земли Империи. Они что, уже отбиты? Почему мы не в курсе, это же рядом с Поселком, каких-то сто миль? Нет, бертаймские пограничники на месте, но вместо взведенных арбалетов и обнаженных мечей видим поднятый шлагбаум и взмахи рук, показывающих, что проезд открыт. Разговор с имперским десятником ничего не дает, примчавшийся вчера гонец привез ему личный приказ басилевса не чинить нам препятствий. И никакой информации. Мои спутники пришпоривают коней. Неопределенность ситуации давит на нервы. Шипит раздраженная Каяла, демонстрирует виртуозное владение ненормативной лексикой Тикша, хмурится личико вечно веселой Ладлиль. Я чаще обычного поминаю про себя Емурлука и Великого Йохада. Но даже быстрые степные лошадки не могут добежать до Креса быстрее, чем за два дня. Что там творится? Что случилось???
А что, вообще, случилось в мире за последние восемь лет? Что принес я сюда, в мир людей, существ невероятно противоречивых и не умеющих жить в ладу с самими собой? В мир разумных, убивающих разумных? Тогда, почти десятилетие назад, я почти не думал, что делаю. Сначала надо было спасти Ладлиль, Талу и Шеби. Потом — Юшмана, хотя, скорее, спас разбойников, на него напавших. Затем Арту, Стожара и, как выяснилось, Тикшу. После Усму, Нохру, тех, кто уцелел в Поселке… А в дальнейшем, когда появилось время задуматься? Я увел детей из их жестокого мира, чтобы воспитать из потомков убийц настоящих разумных. Но этот мир пришел за нами следом. Удалось ли мне защитить их от его жестокости? Хотя бы частично?
Кого я вырастил? Они сильнее и быстрее обычных людей. Их движения точнее и скоординированнее. Десятилетний Шебур легко справлялся с обычным воином. Сейчас, в четырнадцать — справится с четырьмя. Их мышление организовано намного лучше. Есть ментальные способности, ранее здесь неизвестные. За восемь лет наделали научных открытий на тысячелетие и на три века продвинули технический прогресс. Они называют себя моим именем. Но кто они? Люди будущего? Или совершенные убийцы, выкормленные кровью йети и волчьим мясом?
Возможно, настало время, и уже сейчас они выйдут из леса. Две с лишним тысячи «маленьких йети». Что принесут они людям? Всеобщее благополучие или новые убийства и смерти? Умную и справедливую систему правления или тиранию касты избранных и полное бесправие «умственно отсталых»?
Что принес я в этот мир? Возрождение Хортейма? Герцог объединил бы страну еще семь лет назад. Путь его был жесток, но вел именно в этом направлении. А разве мы не поступаем подчас столь же жестоко? Сколько жертв принесет будущая война? Бертайм не присоединится добровольно. Да, это будут не наши, а их жертвы, но лучше ли это? Мы будем убийцами.
«Мы», говорю я, а не «они», потому что в каждой смерти, принесенной руками моих детей, да и любого из хортеймцев, есть и моя вина. Кем я стал за эти годы? Не убил ни одного человека, но смирился с самим фактом убийств. Принял сторону одной из групп в этой войне всех против всех, и не особо терзаюсь потерями остальных. Не препятствую нашим операциям, а ведь каждая приносит новые жертвы. Насколько чиста моя совесть? Могу ли считать себя не убийцей?..
Восемь лет живу в этом мире, и все эти годы задаю себе одни и те же вопросы. На них нет ответов. Во всяком случае, я не могу их найти. Дни и недели проносятся, как мили под копытами степных коней, а ответов нет. Как и сейчас, на мелкий тактический вопрос.
Емурлук, что же случилось в Кресе?..
Пересекаем границу Креса, лишь перекинувшись парой слов с солдатами с обеих сторон. Та же картина: открытый проезд, доброжелательные лица и никакой информации. Разница лишь в том, что бертаймцам приказ принес гонец, а наши получили его мыслеграммой. Решаем не останавливаться на ночь, благо выносливость степных лошадок выше всяких похвал.
В столицу въезжаем утром. Люди и кони измучены до крайней степени, зато мы на месте намного раньше, чем планировалось. Ничего необычного в городе не заметно, только во дворе замка небольшое оживление. Отдаем конюхам поводья. Канча, как обычно никому не доверяющая своих коней, уходит с ними и возвращается с вытянувшимся от удивления лицом.
— Здесь собралась вся степь, — говорит она, — но очень мало народа.
Никакого противоречия тут нет. Съехались все ханы, но не в сопровождении всех своих джигитов, как они делают почти всегда, а с небольшими свитами. Это означает, что собирались и добирались степные владыки не быстро, а очень быстро. Моё внимание привлекает десяток человек в бертаймских мундирах. Измучены не меньше моих спутников, похоже, тоже прямо с дороги.
Решаем не тратить времени на расспросы и гадания и идем в тронный зал, там узнаем всё и намного быстрее. Зал претерпел изменения. Трона Нургуша, вызвавшего такие дебаты четыре года назад нет, его выбросили сразу после отставки хозяина. Большой «совещательный» стол сдвинут в угол. Возле него прямо на полу сидят на циновках поларские ханы. Расположились четко разграничившись по родам и союзам. Самая большая группа собралась вокруг Гарипа. Обегаю их взглядом и холодею: здесь, действительно, вся степь. Буквально: все ханы, вплоть до самых мелких, сейчас присутствуют в этом месте. Такой состав не собирал ни один их курултай. При виде этого Каяла шипит что-то нечленораздельное, в сопровождении Канчи проходит через зал и усаживается прямо на стол, по-поларски скрестив ноги.