«Зверя!!»
«ТЫ УБИЛ!!!»
«Я УБИЛ ЗВЕРЯ!!!»
«ТЫ!!! УБИЛ!!!»
Пытаюсь блокировать участки мозга, ответственные за эмоции. Я сделал это заранее, но защита не выдержала урагана чувств. Процесс идет не просто тяжело, разум отказывается подчиняться. Эмоции хлещут через край, сметая выставляемые заслоны. Я проигрываю этот бой! Я уже на грани сумасшествия.
«ТЫ!!! УБИЛ!!!»
Ласковая маленькая ручка касается моего сознания.
«Деда, тебе плохо? Я могу помочь, деда?»
Ладлиль, золотце, как же ты вовремя! Даже не знал, что ты способна пробиться в эту бурю мыслей… Ощущаю ее растерянность, жалость, желание помочь, сострадание. И любовь, огромную, бесконечную любовь… Несокрушимую твердыню, на которую можно опереться.
«Я УБИЛ ЗВЕРЯ!!! Я УБИЛ ЧУДОВИЩЕ, ПРИШЕДШЕЕ ЖРАТЬ ДЕТЕЙ! СТОЖАРА, ТАКАЛИ, КУНУ! ЛАДЛИЛЬ!!! ИХ ПРИШЛО МНОГО, ЭТИХ ЗВЕРЕЙ, И Я БУДУ ИХ УБИВАТЬ! ПОКА НЕ УБЬЮ ВСЕХ!»
«ТЫ УБИЛ!..»
Совесть не отступает, но в ее голосе появляется почти неуловимая нотка неуверенности…
«Я с тобой, деда, что мне делать?»
Ты уже всё сделала, умница моя, всё, что надо, ты уже сделала…
«Я НЕ ДАМ ИМ СОЖРАТЬ ЛАДЛИЛЬ!!!»
Нет, я не побеждаю свой ужас. Только загоняю его вглубь, вернув себе самообладание и способность мыслить. Однако сейчас и этого достаточно.
Я вернулся.
Тем временем люди убрали тело и вытерли пол. Совещание продолжается. Говорит Куна:
— У нас есть пятьдесят пушек, стреляющих ядрами или картечью. Ядра и картечь надо делать. Еще есть катапульты, которые кидают большие гранаты. Гранаты тоже надо делать. И катапультные и ручные. Есть пушка, стреляющая очень далеко, на две мили и даже больше. Но она только одна, можно сделать еще, но нужно время. И к этим пушкам нужны особые снаряды, которые взрываются на месте. Их тоже пока нет. Еще мы придумали скорострелы. Они ненамного сложнее арбалетов и стреляют обычными болтами. Можно изготовить довольно много. Сколько у нас времени?
— Думаю, они еще в Приморье. Прошедшая неделя должна была уйти на зачистку местности и организационные дела. Идти им не меньше месяца. Такой большой армией, плюс обозы, даже немного больше. Если полары не будут давать им спокойно спать, месяца два.
— Они, вообще, не будут спать, — плотоядно щерится Скимах. Шрам делает его ухмылку еще кровожаднее.
Гарип прищелкивает языком:
— Батыр преувеличивает. Но тратить полдня на установку и снятие лагерей и полночи на патрулирование мы их заставим. Куда степные волки должны гнать добычу?
А ведь прав хан, ох как прав! Кочевники вполне могут заставить врага идти в конкретное место. По организации засад и заманиваю в них противников степнякам нет равных. Сугрибцы, конечно, знали многие их хитрости, но далеко не все. А двести лет — большой срок…
— На Хортские земли их пускать нельзя. Города не кочевья, не уведешь с дороги. — размышляет вслух Руян — А время нам очень нужно. Значит, встретим на границе. А вот где именно…
Взгляды присутствующих обращаются к бертаймцам. Кто может знать границу лучше обитателей южных королевств?
— Говорите, пушки стреляют на две мили? А какова дальность действия ментатов?
— У меня больше. А большинство — миля. Если в прямой видимости. Но надо учесть, что любое препятствие ослабляет удар. И чтобы на пути не было своих.
— Тогда на Седаве, — произносит герцог, — в Воротах Тирона Первого. И, как в прошлый раз, перейти на тот берег.
— Зачем? Все знают, что Тирон допустил ошибку.
— Которая принесла победу, — парирует герцог — но в его ситуации это, действительно, была ошибка. У нас иначе. Дальнобойные пушки и ментатов оставим на нашем, высоком берегу. Высота позволит артиллерии стрелять дальше, а ментатам бить над головами наших войск. А в случае необходимости, они успеют уйти, пока противник будет переправляться.
— Утопив немало переправляющихся, — добавляет Ладлиль, — на маленьком расстоянии, можно бить широкими конусами небольшой силы, чтобы только глушить. В воде… Может, пусть переправляются до боя?
— Нет, герцог прав: на подготовленной переправе такого эффекта не будет, — это уже Тикша, — а ближнюю артиллерию на нашем берегу не используешь. Там, вообще, всё сразу превратится в общую свалку. Это выгоднее тем, кого больше.
— Решено, — подводит итог Руян, — тогда наши ближайшие задачи таковы. Вы…
Ночь… Время, воспетое поэтами… Время свиданий и первых робких поцелуев под луной… Время любви и романтики… Время…
Для военного человека ночь — совсем другое… Драгоценные часы вожделенного отдыха после трудного дня… Чуткий сон с оружием под рукой… Посты, охраняющие поставленный лагерь…
Для армии ногров, идущей по территории противника, ночь — проклятие. Враг труслив и коварен. Боится вступить в честный бой. Бежит. Уже который день бежит. Проклятые кочевники появляются из ниоткуда, осыпают воинов султана тучей стрел и исчезают в бескрайней степи. Гоняться за ними невозможно, слишком быстры маленькие лошадки, слишком хорошо знают полары свою местность. Да и не за ними пришло сюда великое воинство Сугрибского султана, властителя всех настоящих людей, людей с правильным цветом кожи. Днем степняки не очень опасны. Луки наготове, пехота идет в полном обмундировании, всадники тоже. Степные стрелы невелики и плохо пробивают доспехи, а времени у кочевников на один, редко на два залпа, а потом им приходится убегать, чтобы не попасть в руки врага. Нет, днем, если войско настороже, они не опасны. Но ночью…
В первую же ночь похода степняки вырезали часовых, и лава конных воинов затопила юго-восточный угол спящего лагеря. Горящие стрелы поджигали палатки, кривые сабли рубили головы ошалевшим спросонья воинам, острые копыта коней топтали упавших. А когда солдаты пришли в себя и сумели организовать сопротивление, нападавшие просто исчезли, растворившись в темноте. Сотни человек потеряла армия в ту ночь. Усиленные в последующие ночи дозоры помогли мало. Теперь каждый вечер приходится ставить серьезный укрепленный лагерь. Это помогает, прорываться за частокол степняки не рискуют, а прилетающие издалека стрелы не так опасны. Последнее время армия спит сравнительно спокойно. Правда установка и снятие лагеря занимают много времени. Продвижение замедлилось. Но не прекратилось. Рано или поздно, но воины султана дойдут для городов неверных, поклоняющихся обезьяньему богу, и очистят от них землю. Народ, именующий себя дьявольским именем хортов, исчезнет из этого мира.
Ночь… Часовой старательно вглядывается и вслушивается в темноту. Не видно ни зги, проклятые облака закрыли ночное светило. Вся надежда на слух. Пока тихо, но в любой момент темнота может взорваться тучей стрел и визгом атакующих кочевников. Воин поудобней перехватывает копьё и замирает от ужаса: Выглянувший луч луны освещает выросшую перед ним фигуру. Шесть локтей роста, черная в темноте шерсть, оскаленные клыки. Хортэ! Откуда! Ни крикнуть, ни даже додумать мысль часовому не суждено…
А через секунду частокол над трупом разлетается обломками бревен, и дикий, холодящий жилы рев накрывает лагерь двухсоттысячной армии. Трепещите, ногры! Спасайтесь, если сможете! Пришел Ужас! Лесной Бог Зла явился за вами! Ваш ночной кошмар здесь, во плоти, безжалостен и неудержим! Это не просто хортэ, большая обезьяна джунглей, нет, это Хортэ, обезьяний царь, жуткий демон, против которого нет оружия. Его голос гремит подобно грому, его лик ужасен, удар его длани неотвратим. А аккомпанементом его реву служит визг степняков, носящихся по лагерю…
Идея моего участия в набегах на наступающую армию появилась еще на первом совете. Но сначала полары прекрасно справлялись сами. А я был перегружен подготовкой ментатов. Нет, не открытием новых талантов, на это времени не было. А вот подтянуть тех, кто уже есть, натренировать, выявить и устранить ошибки… Этим и занимались.
А потом захватчики стали строить на ночь укрепленные лагеря. Нам это на руку, темп их передвижения сильно замедлился. Но наши степные союзники данную точку зрения не разделяют, Скимах вообще считает вполне реальным вырезать всех врагов ночными налетами, с математикой он не в ладах.