Он крепко схватил Эльзу за плечи, уставился ей в глаза и решительно сказал:
- Эльза, говори. Я слушаю тебя.
Девушка смотрела испуганным взглядом, губы ее немного подрагивали, а плечи были подняты и сильно напряжены. Но взгляд Петра, строгий, и в тоже время нежный, придал Эльзе смелости. И она заговорила. Слова с трудом выползали из ее рта. А Петр продолжал крепко держать ее за плечи, боясь отпустить девушку и прервать поток ее сокровенного.
- Прости меня, Петр, - негромко произнесла Эльза и без разрешения слезы потекли из ее красивых печальных глаз. - Я знаю, что ты старался. Я верю, что ты хотел помочь мне, но я не могу… тогда ночью под дождем мне показалось, что ты… что мы… что возможно ты чувствуешь тоже, что и я… А потом ты оказался на грани смерти. И мне показалось, что моя жизнь оборвалась, когда увидела тебя в крови.
- Эльза, прости меня за ту ночь…
- Нет-нет не извиняйся. Это был просто мираж.
- Нет, это был не мираж, - резко оборвал ее Петр. - Это правда. Это на самом деле. Но я не понимаю тебя, я не могу почувствовать тебя. Ты закрываешься и не даешь мне приблизиться. Тогда ночью ты была рядом, но я… я не смог … я струсил. Прости меня. И я хочу все исправить. Я ждал тебя в больнице, но ты не приходила.
Эльза молчала.
- Я знаю, что ты провела много времени в больнице, пока я был без сознания. Но не понимаю, почему не приходила потом. Тебе что-то сказал отец?
- Он рассказал о твоем прошлом. Об аварии и о Кристине. Я не вписываюсь в твою жизнь.
Петр быстро замотал головой.
- Все совсем не так. Пойдем со мной на занятие.
Эльза не сделала ни шагу.
- Я не пойду.
- Да что с тобой, в конце концов! - Не выдержал Петр. - Я здесь. Я рядом. Я больше никуда не уйду. Говори! Скажи мне все! Я готов тебя услышать и я готов тебе помочь, чего бы мне это ни стоило.
Эльза плакала. Хотя она даже сама не замечала, что по ее щекам без остановки текут слезы. Мимо проходили ученики. Они с интересом посматривали на эту пару, но не решались даже поздороваться, видя напряженное и бескомпромиссное выражение лица учителя.
- Когда умер отец, мне было очень не просто, - заговорила, наконец, Эльза, - навалилось столько забот, к которым я была не готова. Маме было тяжело и этот переезд в Безликий район… Но хуже всего, что не было рядом папы, который всегда был готов выслушать, пожалеть, дать совет. Который любил меня просто так. Ни за что. Любил меня такую, какая есть. Ему не надо было ничего доказывать, рядом с ним я была сама собой.
Эльза остановилась, чтобы немного отдышаться перед продолжением рассказа.
- В университете мне сразу понравилось. Столько ребят вокруг, интересные преподаватели, море книг и новых знаний. Я была в предвкушении чего-то захватывающего. У меня появились друзья. А потом один из старшекурсников стал за мной ухаживать. Все было слишком красиво, чтобы быть правдой, - голос Эльзы дрогнул. - Это был прикол, жестокая шутка. Просто развлечение. Один из парней начинает ухаживать за девушкой, располагает ее к себе, а потом устраивает свидание. Только приходит на него с друзьями.
Эльза запнулась. Она почувствовала, как напрягся Петр. Ей невероятно тяжело давался этот рассказ, ведь она впервые рассказывала об этом. А ему было тяжело это слышать.
- Помню, - тихо продолжила Эльза, - что было очень страшно сначала, а потом больно. Они не слушали мои просьбы. Я умоляла остановиться, но их это забавило. Казалось, что эта пытка не закончится никогда. Они делали это со мной перед зеркалом, чтобы я видела все своими глазами. Весь этот ужас они снимали на видео и пригрозили мне, если скажу кому-нибудь о случившемся, они выложат видео в сеть.
- Ублюдки, - прошипел Петр.
- Я никак не могла отмыться после этого. Я терлась и терлась мочалкой, а все равно слышала запах их потных тел. Я не могла смотреть на себя в зеркало. Потому что видела их лица, как они кусали, лизали, терзали меня. Я была на грани самоубийства, но мне стало жалко маму, и я решила терпеть дальше. Иногда я встречала кого-то из них на территории университета, и мне хотелось провалиться сквозь землю или стать невидимой, я тряслась от страха, что тот ужас может повториться. Я до сих пор боюсь. И я ненавижу себя, что позволила сделать это с собой, ненавижу свое тело, к которому они прикасались. Мне легче считать себя уродиной и никому не нужной, чем снова испытать такое унижение.