Выбрать главу

Она мечтала… Нет, она даже не мечтала. Она грезила. Да — грезила! Во что бы то ни стало — чего бы ей это ни стоило, какими бы последствиями это для нее ни обернулось — бросить все, пасть этому человеку в ноги и просить его. Ей нужно научиться так танцевать.

Весь ее внутренний мир, с виду такой прочный, с таким трудом отстроенный, вдруг рухнул. Словно его и не было вовсе. Только сон, мираж, наваждение. Карточный домик рассыпался. Впереди пустыня. Она никогда не сможет так танцевать. Никогда.

* * *

Аня стала его поклонницей. Смешно. Она уже успела привыкнуть к поклонениям в свой адрес, а тут…

Она дарила ему цветы, не пропускала ни одного его выступления, смущенно околачивалась возле гримерок, подолгу сидела в закулисных кафе, где он мог, внезапно, появиться. Но Максим не обращал на нее никакого внимания.

Потом Аня узнала, что у него есть ученики. Ей рассказывали, что это настоящая закрытая секта. В балетной среде ходили странные и противоречивые слухи. Говорили, будто бы он не берет себе в ученики людей с классическим образованием и даже не учит никакому танцу.

— Я хочу быть вашей ученицей, — Аня преградила Максиму дорогу и смотрела на него пронзительным, почти безумным взглядом.

Сколько ужаса ей пришлось пережить, прежде чем она решилась, наконец, на этот поступок! Она настолько боялась отказа, что долго не находила в себе сил просто подойти к нему и сказать: «Я хочу быть вашей ученицей».

— Вы смеетесь?.. — Максим посмотрел на нее, как на умалишенную. — Об этом нельзя просить, стоя в третьей позиции!

А в какой позиции нужно стоять? — Аня растерялась, посмотрела себе под ноги и стала автоматически ими перебирать.

В том-то все и дело, что нельзя стоять ни в какой «позиции»! Нужно просто быть. Понимаете?.. Просто быть.

Сказав это, Максим обошел Аню и исчез в сумраке длинного коридора. Дали третий звонок. А она так и осталась стоять на месте, словно вкопанная, не имея возможности ни шелохнуться, ни дать волю своему безграничному отчаянию.

Третья позиция…

Аня привычно дежурила на служебном входе, надеясь хотя бы мельком, хотя бы издали увидеть Максима. Выступление закончено, дом культуры покинул последний зритель, вот-вот ее кумир должен был появиться на проходной. Он как обычно пройдет мимо вахтерши, бросит на Аню безразличный взгляд и исчезнет в темноте ночи. Это, конечно, не много, и это очень много…

Пойдем. — сказал вдруг Максим, по равнявшись с Аней.

Куда? — Аня была ошеломлена этим предложением. — Вы мне?

Тебе, тебе. Пойдем, — Максим кивнул головой, а его рука описала едва заметный круг в воздухе — «следуй за мной».

Ноги у Ани стали ватными, тело — невесомым. И она не пошла, она буквально поплыла за Максимом — через двери на улицу, дальше по двору к его машине. Она следовала за ним по пятам, шаг в шаг, словно ребенок, нашедший своего родителя после долгих месяцев одиноких скитаний.

— Садись, — скомандовал Максим.

Аня беззвучно повиновалась, смущенная его обжигающе-ледяным спокойствием и почти страстной решительностью. То, что внешне казалось грубостью, в действительно производило впечатление пронзительной нежности. То, что пугало в нем, на самом деле манило с почти гипнотической силой. Он весь был этой несовместимой противоположностью, сочетанием несочетаемого. Если можно представить себе горящую воду, то это Максим.

Его небесно-голубые глаза выглядывали из-под черных как смоль волос. Он всегда говорил почти шепотом, но звук его голоса, проникая в душу собеседника, звучал подобно набату. Каждое его движение выглядело предельно утонченным, некой вершиной изящества, но тем не менее, создавало ощущение сосредоточия невиданной, почти магической силы.

Потрясенная, растерянная, Аня сидела на переднем сидении машины и смотрела прямо перед собой. На самом деле она только делала вид, что смотрит на дорогу. Все ее внимание было поглощено Максимом. Она прислушивалась к нему, вдыхала его пряный, бархатистый запах. Ловила краем глаза движения его рук, продолжавших жить в непрекращающемся, чувственном танце.

Максим привез Аню на окраину города, к большому ангару. Они были в пути около часа и за все это время не проронили ни слова — словно чужие.

— «Он — чужой. Как это глупо! — подумала Аня и мысленно рассмеялась. Не может быть, я ведь люблю его».

При этой мысли Аня вдруг запаниковала. Только сейчас она осознала это. Она не просто восхищается этим человеком, не просто ценит его талант, она его любит. Да, она любит, причем впервые.

Неведомое ей прежде чувство — любовь к другому, совершенно чужому ей человеку, к мужчине.

Паника.

Максим повернул ручку, потянул на себя дверь и пропустил Аню вперед. Ангар был полон людьми. Они танцевали — каждый по-своему, импровизируя и бесконечно перефразируя язык собственного тела. Кто-то парил — плавно, медленно, грациозно. Кто-то, напротив, заходился, безумствовал, неистовствовал в танце.

Прислушиваясь к музыке и повинуясь своему внутреннему ритму, каждый из танцующих, казалось, находил свою гармонию. Продвигаясь в глубь помещения вслед за Максимом, Аня поймала себя на мысли, что движения этих людей — лишь способ выражения внутреннего состояния. Или, может быть, способ внутреннего преображения.

Музыка — необычная, чувственная — звучала со всех сторон, соединяя огромное пространство ангара в завораживающую энергетическую целостность. Водопад света — яркого, солнечного — казалось, изливался ниоткуда. Мощные прожектора были установлены на полу по всему периметру помещения. Лучи света били в потолок, а его зеркальное покрытие рассеивало это невесомое молоко во все стороны.

— Удивлена? — спросил Максим, предлагая Ане сесть в одно из кресел на высоком подиуме в самой дальней части ангара.

Удивлена? — переспросила Аня. — Да, наверное. Но мне очень нравится. Правда.

Ты хочешь быть здесь?

Да, очень.

— Зачем? — Максим облокотился на высокий подлокотник своего кресла и подпер го лову рукой.

Аня растерялась, не знала, что на это ответить:

— Я… Я… Я не знаю. Просто.

Просто ничего не бывает, — Максим убрал со лба крупные, вьющиеся кудри и по смотрел куда-то в сторону.

Я, правда, не знаю.

Все, кого ты здесь видишь, — Максим окинул взором танцующих, — ищут себя. Они не хотят быть танцовщиками, они понимают, что танец — это лишь один из возможных способов стать самим собой. Самый простой способ. Ты можешь сказать, что ты уже нашла себя?

* * *

Я никогда об этом не думала, — ответила Аня.

Странно, — протянул Максим и через секунду продолжил. — Ты знаешь, почему я не приглашаю к себе людей с классическим балетным образованием?

— Нет. И это меня пугает, потому что у меня… Но я…

Максим не стал дожидаться, пока Аня расплачется (а она уже была готова к этому). Он начал рассказывать — спокойно, доброжелательно, с заботой, которую, впрочем, вовсе не хотел афишировать:

— Первое препятствие на пути к себе — это зависть. Если один человек завидует другому, он тем самым отказывается от самого себя. Он как бы говорит: «Я себе не нравлюсь, я хочу быть другим». И после этого он уже не может быть самим собой, он фактически убивает себя.

Когда человек учится танцевать, он всегда завидует. Он завидует тем, кому эта школа дается проще и быстрее. Он завидует своим кумирам. Ему самому, кстати, тоже завидуют, и это заставляет его завидовать еще сильнее. Это порочный круг… Ты понимаешь, о чем я говорю?

Да, — Аня ответила ему одними губами.

Педагоги заставляют своих учеников завидовать друг другу. Они ставят одних в при мер другим, они сами пытаются быть приме ром, занимаются самолюбованием. Но самолюбование и любовь к себе — это не одно и то же. Танцовщик, любующийся своим танцем, — это клоун, лицедей, вечный страдалец.