— Помиловать! Помиловать! — скандирует амфитеатр.
Даже безучастные до того преторианцы вдруг присоединяются к общему ору. Нерон инстинктивно поворачивается к Флаву — беззаветно преданному ему начальнику стражи. И — о, проклятье богов, его губы тоже вторят толпе:
— Помиловать! Помиловать!
Максимилиан замирает. Его тело напряжено, словно гигантская пружина под многотонным прессом. Еще мгновение — и он порвет кожаные ремни, сковывающее его тело. Помиловать! Помиловать! Помиловать!
Нерон вынужден принять решение. Он встает, подходит к краю ложи. тысячи пар человеческих глаз неотступно следят за каждым его движением. Император протягивает вперед руку. Воцаряется гробовая тишина. Куда пойдет палец — вниз или вверх? Жизнь или смерть?…
*******
Увлеченные зрелищем зрители и не заметили, как в небе собрались тучи. Мучительная духота дня давала слабую надежду на грозовой ливень, но народ уже даже боялся в это верить.
В течение нескольких недель к ряду на земли Рима не пролилось ни одной дождевой капли. Водоемы стали пересыхать, растения жухли под палящим солнцем. Казалось, разгневанные боги решили превратить римские земли в пустыню.
И вот, над замершим амфитеатром гулкими ударами прокатились раскаты грома. Нерон стоял, словно парализованный, не в силах отжать от своего кулака большой палец. Израненный, истекающий кровью Секст смотрел ему прямо в глаза и вдруг начал смеяться:
— Ну что, матереубийца?! Народ молчит. — сенатор обвел взглядом трибуны. — Представился хороший случай сказать ему правду! Назови им имя императора, приказавшего спалить Рим! Назови свое имя, Нерон! Скажи им правду!
Тревожный шепот волной пошел по трибунам: «Что он говорит?! Нерон сжег Рим?! Не может быть! Секст помешался, тронулся рассудком! Нет, это правда! На руках Нерона кровь наших близких! Христиане — невинные жертвы! Секст прав — во всем виноват Нерон! Из-за него Рим прокляли боги!».
И в тот момент, когда народное волнение достигло своего пика, «Троя» вдруг вспыхнула и загорелась. Внезапно, словно по волшебству. В считанные секунды она превратилась в огненный столб. Огонь пожирал ее с бешеной скоростью.
Сквозь огненное зарево и клубы дыма Максимилиан видел, как Секст пытается освободить Анитию от пут, держащих ее у столба в центре горящей платформы.
— Проклятие Богов заговорщику и клеветнику… — Нерон услышал в своем правом ухе шепот Петрония.
— Боги наказывают заговорщика и клеветника! — провозгласил Нерон.
И толпа, пораженная увиденным, стихла. На ее глазах пламя пожирало макет «Трои» и тех двух человек, которые были на ее вершине. Казалось, Юпитер действительно вмешался в дело.
Прозвучали новые раскаты грома, на трибуны упали первые крупные капли дождя, и начался ливень. Потоки воды, падающей с небесного свода, заставили публику вскочить с мест и бежать в укрытие.
Последнее, что видели зрители, — это Анитию. Секст освободил ее от пут, а дождь спас от огня. Она сидела на вершине тлеющей «Трои» — живая и невредимая — и обнимала мертвое тело Секста, задохнувшегося в дыму, и медленно раскачивалась из стороны в сторону.
Кто-то прокричал в толпе:
— Святая!
*******
Нерон был вне себя от бешенства. И он бы, наверное, убил Петрония на месте, если бы не понимал до конца всей отчаянности своего положения.
Да, ситуация вышла из-под контроля, но Петроний все-таки спас положение. Он догадался в нужный момент отдать приказание служащим амфитеатра о немедленном поджоге «Трои» и вложил в уста императора подходящую реплику.
Теперь народ в замешательстве — чему верить? Словам Секста или императору. Гнев Юпитера, обелявший Нерона в глазах народа, предстал воочию. А то, что он был инсценирован Петронием, к счастью, знал только узкий круг лиц.
С другой стороны, суеверного Нерона напугало чудесное спасение Анитии. Конечно, можно было думать, что это просто случайность, стечение обстоятельств. Но случайность ли? И как объяснить это народу? Наконец, что с ней теперь делать?
— Петроний, я начинаю подозревать, что это ты плетешь против меня заговор! — кричал Нерон.
— Прикажи казнить меня, божествен ный! — спокойно отвечал Петроний, терять ему было нечего.
— И прикажу! — император топал ногами.
Нерон не выносил, когда кто-либо позволял себе говорить с ним в таком тоне. Но нервы у всех были на пределе, так что сдерживать себя приходилось даже императору.
— Я думаю, мы сможем все уладить. Зав трашние игры пройдут именно так, как нам нужно, — сказал Петроний, когда Нерон чуть— чуть пришел в себя. император испытывающее посмотрел на Петрония.
— Казнь Максимилиана не разочарует тебя, — Петроний почтительно опустил голову.
Раздался короткий звонок. Данила поднялся с дивана и пошел открывать дверь.
Аня стояла на пороге нашей съемной квартиры, — тонкая, тихая, с бледным как полотно лицом. Вид у нее был потерянный.
— Что случилось? — спросил я.
— Врачи говорят, его спасет только чудо. Я подумала, что вы сможете помочь.
— она сказала это спокойно и ровно, глядя куда-то мимо или даже сквозь нас. Меньше чем через час мы уже были в его палате. Последние сутки Максим почти не приходил в сознание.
*******
Накануне поздним вечером состояние Максима стало внезапно странным образом ухудшаться. Врачи не могли понять почему. На глазах все его тело покрывалось багровыми пятнами. Они выглядели, словно кровоподтеки от ударов.
В какой-то момент, еще будучи в сознании, Максим внезапно потерял способность говорить. Он пытался издавать какие-то звуки, что-то сказать Ане. Но язык его не слушался, превратившись в неподвижный, мертвый кусок биологических тканей.
«Двусторонний паралич языка… — протянул обследовавший его дежурный врач. — Странное дело. Как такое может быть?.. Непонятно».
Утром собрали консилиум, пригласили профессора, долго обследовали Максима и пытались понять, какова природа возникших кровоподтеков. Аллергия? Нарушение свертываемости крови? Слабость сосудистых стенок?