Говорят, что во время встречи со слоном у одной дамы-психиатра из Хайфского военкомата случился такой шок, что после этого, приходя по утрам на работу, она категорически отказывалась входить в кабинет, пока ее начальник не открывал дверь и не кричал: «Слоны, кыш отсюда». Только тогда она успокаивалась и приступала к исполнению своих обязанностей.
Однако мне этот трюк не подходил. По той простой причине, что меня в лучшем случае могли бы признать лишь слоником. Если вы, конечно, понимаете, что я имею в виду. Да и вообще, я знал, что «косить» — это не для меня.
Тогда я еще не осознавал в полной мере степень своей трусости и не был готов признать, что я самый ужасный трус в мире. Но сейчас я уверен: человек, осознавший, что он трус, должен просто встать и сказать «Я трус», и это поможет ему избавиться от многих проблем. Позднее я обнаружил, что люди, как правило, не злятся на трусов и не презирают их. Иногда они их даже уважают. Люди, сами страдающие от страхов, не презирают трусов, потому что узнают в них самих себя. А герои, в свою очередь, находятся от трусов в прямой и непосредственной зависимости. Если некий герой оказывается, скажем, в яме со львами, только трус, у которого все поджилки трясутся, способен оценить его героизм. Таким образом, выходит, что трусы представляют собой совершенно необходимый элемент социальной структуры.
Впрочем, я, Гюнтер Ванкер, отношусь к самой ужасной категории трусов — к тем, что строят из себя великих национальных героев. Такие, как я, выказывают презрение к трусам и не воздают почестей героям. Более того, я принадлежу к той малочисленной разновидности трусов, которые всегда находят способ сбежать с поля сражения. Люди, подобные мне, вместо себя посылают на смерть других.
Тогда я еще только-только начал осознавать, что я не всамделишный герой, а скорее игрушечный. Однако уже тогда я не сомневался, что не отношусь к числу тех, кто с ревом бросается в атаку. Я знал, что во время боя никогда не вскочу и не крикну «За мной!». Гораздо больше мне нравились вежливые формы боевых кличей. Например, такой: «Только после вас, мои славные герои!» Или даже такой: «Тот, кто добровольно вызовется пойти в атаку, получит увольнительную в конце недели!»
Вот во что превратилась моя былая мечта умереть во славу Родины… Тем не менее я все еще носил военную форму и даже дослужился до звания ефрейтора, когда наконец разразилась война. Моя война. Та самая, на которой я планировал взойти на плаху.
Эту войну мы предчувствовали уже в последнем классе школы, за два года до того, как она началась. Мы прекрасно понимали, что наше поколение — это поколение войны и что имена некоторых из нас будут красоваться на медной доске у входа в школу.
Подобно тому как у женщин раз в месяц бывает кровотечение, так и вожди с удивительной периодичностью устраивают кровотечение своим народам. Мы знали, что менструальная кровь нации будет именно нашей кровью. Если война, шутили мы, не начнется в назначенный срок, это может означать только одно — государство беременно.
Даже дату начала этой войны мы знали заранее. Политические лидеры всего мира назначают войны на первую неделю июня. Возможно, они просто плохо переносят летнюю жару в своих костюмах и галстуках, а посему, вместо того чтобы колесить по раскаленным от зноя захолустным южным городкам, которые все равно обречены на вымирание, предпочитают пересиживать лето в командных бункерах, снабженных кондиционерами.
Самое ужасное для пехотинца — это трястись в пыльном военном бэтээре, который везет тебя навстречу твоей собственной смерти. Ты психуешь, дрожишь от страха. Твой переполненный мочевой пузырь готов вот-вот лопнуть.
Проходит час, другой, третий, а грузовик все едет и едет, и мимо тебя проносятся бесконечные колонны таких же, как ты, желторотых сосунков, сидящих в таких же стальных коробках и блюющих от такого же, как у тебя, животного ужаса.
Палящее солнце, грохот железа, скрежет гусениц — все это сливается в общую кашу, ты совершенно теряешь ощущение времени, и тебе кажется, будто ты видишь наяву свой приближающийся конец.
Вокруг тебя столько людей, что смерть перестает быть чем-то личным и ты ощущаешь себя сырым мясом, которое везут на завод по производству кошерных сосисок.