Мой ученик Вольфганг фон Гаузман пошел в своих исследованиях вуайеризма еще дальше. Он проводил эксперименты над группами особей мужского пола, которых помещали в специально построенные для этой цели в лабораторных условиях кабинки для подглядывания. Его эксперименты были зачастую весьма жестокими и приводили иногда к человеческим жертвам, но в результате ему удалось разработать теорию, позволившую дать научное объяснение причин прихода к власти национал-социалистической партии Германии в 30-е годы. На мой взгляд, Вольфганг — это наиболее интересно работающий на сегодняшний день пиполог историко-бихевиористского плана. Я счастлив, что мы поддерживаем постоянный контакт и он обсуждает со мной многие важные проблемы современной пипологии.
Вскоре после Второй мировой войны в европейских странах стали, как грибы, плодиться многочисленные заведения, где шла бойкая торговля сексом, и как пиполога данное явление меня очень интересовало. Все эти заведения, по сути, торговали фантазиями, как бы стараясь заполнить нишу, образовавшуюся в годы войны. Это был особый мир со своими законами, где тело женщины стало, с одной стороны, ходким товаром, а с другой — сделалось чем-то совершенно недоступным. Женщина превратилась в воображаемый объект мужского вожделения. Расцвет индустрии секса привел к возникновению совершенно абсурдной ситуации, когда женщины и мужчины практически перестали заниматься настоящим сексом. Секс, в основе которого лежит живой, непосредственный контакт человеческих тел, превратился в этих заведениях в бесконтактный и недоступный. Взрослые мужчины играли с женоподобными куклами и наконец-то научились самостоятельно заменять батарейки. И мужчины, и женщины стали проводить свой досуг по отдельности, в темноте, при опущенных шторах, наедине с порнографией. В старые добрые времена, посещая бордель, потребитель секса удовлетворял свои инстинкты стандартным, так сказать, способом, но в кабинках для подсматривания он занимается этим исключительно в своем воображении. Когда ты становишься рабом воображаемой реальности, настоящая реальность тебя больше не интересует.
Моя первая немецкая подружка, Маргарита, принадлежала к особой породе женщин. Она была надувной куклой. У надувных любовниц есть свои неоспоримые преимущества. В те годы я много ездил, бывал в разных столицах, жил в многочисленных гостиницах и мотелях, ездил на поездах, летал на самолетах. Путешествовать с женщиной, которая без труда укладывается в чемодан, весьма удобно. Кроме того, моя Маргарита была очень покладиста. Мне никогда не приходилось таскаться с ней по магазинам и волочить тяжеленные сумки, нагруженные покупками. Это не значит, что я не дарил ей подарков. Я покупал ей самые лучшие французские духи и щедро орошал ими ее резиновую шейку. В ушах у нее были проколоты специальные отверстия, и я надевал ей золотые сережки с драгоценными камнями. Особенно я любил целовать ее за ушком, а также в неизменно румяные щечки.
Когда я возвращался после лекции, она лежала в постели, всегда готовая к любви, и смотрела на меня своими широко раскрытыми голубыми глазами. Я бросался на нее, подбрасывал её в воздух, нежно кусал в плечико и совокуплялся с ней спереди и сзади.
Как я уже сказал, у надувных возлюбленных неисчислимое множество достоинств. Например, когда университетские коллеги приглашали меня в гости, она никогда не просила брать ее с собой, и, таким образом, я был избавлен от необходимости краснеть за нее перед людьми, когда она откроет рот и начнет говорить глупости. Как известно, в присутствии других людей женщины всегда говорят глупости и все их почему-то за это жалеют. По-моему, совершенно напрасно.
В отличие от соплеменников моей возлюбленной, мне кое-чего не хватало, поскольку я был обрезан, но Маргарита никогда на это не жаловалась. Конечно, она не занималась домашним хозяйством — не делала уборку и не готовила, но зато не досаждала мне и не была обузой. Можно сказать, что она понимала мои желания и прихоти гораздо лучше, чем могла бы понять любая другая женщина. Если бы не произошло то, что произошло, мы, наверное, так и жили бы с ней вечно, пока я не состарился бы в биологическом смысле слова, а она не обветшала бы по причине естественного износа материалов, из коих была изготовлена.