И я дала волю своему обонянию. Оно отказывалось верить, что в свежем утреннем воздухе едва уловимо пахнет фотографической кожей — настоящей, коричневой, из какой раньше делали футляры для фотокамер,— и дорогим табаком. И ещё чем-то совершенно изумительным, что не смогла понять даже я, угадывавшая запахи за пятьсот метров.
Мой друг надел мне на ногу носочек и кроссовок, зашнуровал в правильном порядке и тогда уже поздоровался. Я вдохнула его запах снова, полной грудью, сказала:
— Привет!
И рассмеялась. До того мне было хорошо.
Его звали Влад. Он не представился мне полным именем, сказал, что этого достаточно. У меня несколько дней не выходила из головы мысль о Дракуле, но на румынского графа мой друг совсем не был похож. Слишком молодые и живые глаза.
Вокруг разливался розовый океан света, и мы сидели рядом и пили кофе из его термоса. Горячий, крепкий и уютный. Я достала из рюкзака два кусочка пирога, и с его кофе пирог был ещё вкуснее.
Влад не обнимал меня, а я сидела рядом, прислонившись головой к его плечу. Он сидел неподвижно, чтобы я не расплескала кофе из кружки. Он говорил не очень много, но часто улыбался. В эти моменты вокруг глаз у него собирались морщинки, и глаза тоже улыбались.
— Ты такой терпеливый со мной.
— Ты же всё равно пришла,— улыбнулся он,— я это знал. Ну, а терпения у меня много. Как говорят ирландцы, когда бог создавал время…
— …Он создал его достаточно,— завершила я, и мы оба поняли, что читаем одни и те же книги.
Несколько минут спустя он рассказывал мне о своих родных местах.
— У меня на планете,— говорил он,— пешеходные переходы есть под землей для тех, кто боится высоты, и над землёй — для тех, кто боится темноты, а кому не подходит ни то ни другое, то прямо по проезжей части, но в другом измерении.
Вечно мне попадаются чудаки и фантазёры, подумала я, но вслух улыбнулась.
— А где твоя планета?
— В моём воображении, конечно.
— Мог бы придумать адрес поточнее.
— Я бы сказал, но ты ведь забудешь. Я тебе пришлю оттуда подарок, и на посылке будет написан обратный адрес. Как соберёшься в наши края, заранее позвони, я встречу.
— Даже если я снова опоздаю на неделю?
— В космических масштабах это такие мелочи,— сказал он серьёзно. Подумал и добавил: — А уж в масштабах моего воображения и подавно. А теперь давай помолчим и посмотрим.
И в этот момент золотистое сияние стало разливаться по всей долине под ногами. Солнце, выглядывая из-за прорези в холмах где-то на горизонте, оплавило цветом розового золота сначала каждую крышу, а потом вообще всё. Бурая трава, до этого унылая и тёмная, пропиталась солнцем — цвет кальвадоса, сказал Влад, один в один «Отец Жюль», и аромат почему-то похожий,— я вдохнула поглубже; и правда, слабый карамельно-яблочный аромат.
Солнце прорисовало для меня каждую мелочь в долине под ногами. Я смотрела во все глаза, ошарашенная красотой и, конечно, настолько переволновалась, что краски потухли, а я стала видеть всё в привычной монохромной палитре. Которая, впрочем, в этот раз мне показалась гораздо богаче, чем обычно, не такой серой. Но куда ей до цветной…
Я снова прислонилась головой к плечу Влада. Запах кожаной куртки стал ещё ближе. Я прикрыла глаза и улыбнулась.
А когда открыла их, утро сияло всеми возможными красками. Словно после дождя, когда зелёный лес становится ещё более зелёным, а синее небо как будто умыли с детским мылом.
========== 7. Шахимат и мидии ==========
Есть запахи одновременно приятные и неприятные. Ужасный запах солёного супа с остатками овощей преследовал меня всю дорогу, пока я шла по улице Чистой, но этот же запах пробудил столько воспоминаний из детства, что я села прямо на траву у дороги, вытащила блокнот и стала записывать их. Потом поднялась, улыбнулась на взгляды удивлённых прохожих и пошла в сторону дома. Решила срезать дворами; две или три минуты плутала, не в силах понять, где я; пробралась сквозь кусты малины и увидела очень милый старый особнячок. На дверях висела табличка: «НИИСиМ. Факультет шпионажа и сыскного дела». И чуть ниже: «Приёмная комиссия».
1.
— Я ветчины купил,— признался Шахимат, поставив пакеты на стол,— и сыра. Немного зелёного вина, три упаковки печений и чуть-чуть винограда. Два персика. И мидии, потом сам приготовлю.
Он помолчал.
— Ещё карбонад, креветок, свежего хлеба, шоколадных конфет и других тоже. И апельсинов с грейпфрутами.
Я занималась фантастически увлекательным делом: сдавливала кожурки от мандаринов между большим и указательным пальцами и смотрела, как брызжут фонтанчики сока. Сам мандарин закончился уже двадцать минут назад. От моих манипуляций вся комната вскоре стала пахнуть новым годом.
— Я в институте пропадал,— сказал Шахимат новогодним голосом.— Не обижайтесь.
— Я и не обижаюсь, с чего вы взяли,— бесцветным голосом сказала я.— В каком институте? Вы же в школе работали…
— В институте сна и мысли.
На улице смолк жужжавший автомобиль, и несколько мгновений стояла абсолютная тишина. Потом загрохотал проснувшийся холодильник.
— Сна?
— Вздремни,— сказал Шахимат,— и пусть тебе приснится сон про то, как ты спишь и видишь, как во сне тебе снится, как ты заснула.
— Что? — я растерянно похлопала глазами, хотя цитату прекрасно узнала.
— Вы фантастически невежественная. И что я тут с вами делаю?
— Шахимат,— сказала я сердито.— Вы раньше были более учтивым.
— Я не Шахимат.
2.
Шахимата я увидела в парке.
На груди у меня висела сдержанных размеров камера, но снимать сегодня не хотелось, и я пожалела, что взяла её с собой: ремень натирал шею. Ощущение было, что из одежды на мне только фотокамера, больше ничего.
Я шла в легчайших майке и шортах и в сандалиях, ела банановое мороженое, а пахло мне осенью. Кострами, хмурыми сырыми ветками и слегка непропеченной картошкой. Конечно, пахло только костром издалека, а остальное мне рисовало воображение, и в солнечный день с лёгким ароматом свежести с реки осени ещё совсем не хотелось. Я села на первую попавшуюся скамейку, по привычке сбросила сандалии и прикрыла глаза, отдавшись солнышку. И ровно через полминуты услышала знакомый голос.
Знакомый голос проходил по соседней аллейке и даже не глядел в мою сторону. У меня было большое искушение догнать его и дать хорошего пинка. Я проглотила остатки мороженого, схватила сандалии и побежала к голосу.
— Кафедра графического волнения.— Мне понравилось, как это звучит, и я остановилась. — Когда мы видим сны, в них за долю мгновения могут пройти годы. Мы во снах оживляем события и людей из прошлого, порой из будущего. Чем не путешествия во времени… Вот мы в институте… Да, ты права. Да.— Кому он это рассказывает? Я нахмурилась.— Здравствуйте, Кристина Робертовна.
— Ой.
— И всё равно здравствуйте.— Он чуть насмешливо смотрел на меня. Экран телефона уже был тёмным.
— Ладно. Здравствуйте.
— Вы слышали мой разговор?
— Нет… Да. Частично. Про кафедру и про путешествия во времени.
— Этого достаточно. Я к вам зайду вечером.
Он развернулся и быстро пошёл по дорожке прочь.
Да что с ним такое? Я недоумённо смотрела ему вслед. Потом вспомнила, что сандалии всё ещё держу в руках. Медленно вернулась к скамейке, чтобы обуться, но тут подошла чёрно-белая кошка и стала тереться о мои ноги. Я запустила руку в её шёрстку и погладила за ушами и по спине. Кошка подозрительно взглянула на меня, но позволила погладить. Я предавалась этому душесогревающему занятию, когда вдруг услышала голос:
— Рядом с вами свободно?
Не отрываясь от кошки, я из самой неудобной на свете позы посмотрела снизу вверх на вопрошающего. Очень, очень странный мужчина, в светлом, но замызганном, с большой головой и женскими маленькими руками.