Чаще всего я болтала с подружками, когда звонил Иван. Это могло быть днём или ночью. Я срочно придумывала причину и мчалась к нему в секретное кафе, о котором никто из моих не знал. Скромное название «Парадайз Кисс» располагало к доверительному общению, но Иван старался казаться строгим и официальным. Он каждый раз приносил мне письма, распечатки разговоров, копии авиабилетов, и если честно, меня это запутывало всё больше. Получалось, что Шахиматов уже семь или восемь, по самым скромным подсчётам. Такими темпами от них скоро нельзя будет протолкнуться, и в каждой официантке я буду подозревать переодетого Шахимата.
Однажды, перебирая копии телеграмм и заказных писем, я увидела розовый листок с нарисованным полупрофилем — моим. Сентиментальный Иван оказался очень хорошим художником. На портрете на мне было не очень много одежды; я списала это на авторское видение.
7.
— Нацуко, кажется, не существует в реальности,— задумчиво молвил Иван.— По крайней мере, в нашем городе. Никаких следов. Он зачем-то пытается сбить вас с толку.
— Замести следы,— понимающе кивнула я.
— Пустить по ложному следу.
— Запутать и перехитрить.
— Прикидывается невинным.
— Овечка пушистая.
Лингвистические упражнения в такую жару приятнее, чем гимнастические. Не представляю, как Иван ходит в брюках и всегда белоснежной рубашке с галстуком. Это талант. Мне кажется, даже в одном галстуке было бы жарко, и не поймите меня неправильно.
— Погода сегодня хорошая,— смущённо проговорил Иван,— и если бы вы согласились со мной выпить чашечку кофе, то есть две, но вы вряд ли согласитесь, извините, давайте снова к делу, в общем, вот что я выяснил.
Я рассмеялась и сказала, что вообще-то не против чашечки кофе, даже если это выходит за рамки официального общения и не будет сопровождаться очередной пачкой документов.
— Так что вы выяснили, к слову?
Сияющий Иван ответил:
— Шахимат один. И он не совсем Шахимат. Но при этом Шахимат. В нём есть немножко других людей, которые на самом деле жили в прошлом. Или будут жить потом. Это сложно, но вы соберитесь с духом. Шахимат — очень самоотверженный человек. Я бы, наверное, так не смог.
Студент замолчал и побарабанил пальцами по столу.
— Я пока не уверен. Это мои предварительные результаты. Но он подарил свой мозг институту. Не в прямом смысле, конечно. Но они там занимаются такими штуками… Как бы это сказать. В него заселяют других людей. Я не знаю, как — какие-то их методы, вероятно, медицинский гипноз; но заселяют. Их мысли, образ жизни. Привычки, языки, воспоминания. Поэтому он живёт разными жизнями одновременно. Это не очень похоже на раздвоение личности, потому что он всё равно Клавдий Иванович, но он живёт столькими людьми, что иногда путается. Недавно у него появилось два брата — это уже современники того Шахимата, который на самом деле жил более семисот лет назад. Оба товарищи с характером. Он их терпит и даже расхлёбывает, что они успевают натворить. Его на всех хватает, представляете.
Ноги мои все в мурашках так, что юбка шевелится. Мне срочно нужно чем-то согреться.
— Пойдёмте пить кофе, Ваня. На сегодня хватит.
Иван с готовностью вскакивает, и я беру его под руку.
По дороге я обещаю написать про него книгу, где он будет великим сыщиком.
========== 8. Шахимат и мандариновый чай ==========
Если обложка мне не нравится, то я даже не стану раскрывать книжку. Я прохожу мимо них, оранжевых и зелёных с чёрными буквами «О», заполненными белой пустотой. Мимо невнятных и невзрачных, на которых неумелая обложка спрятана снимком от безвестного фотографа, не потрудившегося пролистать книгу. Я как на собеседовании по ту сторону стола: встречаю по одёжке. И открываю первую страницу. Если я не влюбляюсь в первые же строчки, то ставлю книгу обратно на полку. Если влюбляюсь, то должна убедиться, крепка ли моя любовь. Открываю посреди, наугад. Если и там всё хорошо, то я уже никому не отдам эту книгу. Я не маньяк, я не готова выносить половину книжного магазина каждый раз; я ограничилась всего пятью и по пути к кассе гадала, как их уместить в плотно упакованный багаж. К вечеру мне нужно будет сесть на поезд и прожить в нём двадцать четыре часа.
1.
Сто тысяч лет назад, в девятом классе школы, мне нравился один мальчик. Его звали Виктор. Со всеми я изображала мизантропию и дурной характер, а с ним у меня пересыхало в горле. Вопреки мифам о мужчинах, они не все поголовно дураки, ничего не замечающие. Виктор дипломатично подарил мне шоколадку и спросил, буду ли я с ним гулять. Не знаю, какая селёдка вильнула хвостом в моей голове, но я решила показать себя во всей красе и довольно надменно объяснила, что я мизантроп, эгоист и очень избалованная девочка.
— Ну ладно,— сказал он и спокойно пожал плечами.— Нет так нет. Поищу другую.
Было бы враками сказать, что с тех пор я умница и веду себя так, словно я — это просто я. В тот момент я возненавидела весь свет и отдельно Виктора. Я довольно глупо смотрела, как он уходил от меня в закат навсегда. Я обвиняла всех, кроме себя. Через несколько недель, перечитывая свой же дневник, я отчётливо осознала, какая я дурочка с большой буквы. В выпускном классе мы с Виктором, впрочем, премило танцевали вместе, напились сладкого вина и, кажется, целовались, но потом очень быстро выветрились друг из друга, едва поступив в университет. Я настолько поумнела к выпускному, что поблагодарила его за своевременный урок. Он выпил ещё бокал шампанского и ответил, что спать хочется, а ещё весь вечер веселиться. И ушёл в ночь. Серьёзный был молодой человек, и иногда я по нему скучаю.
Дашенька в незначительном, но цветастом платьице по своему обыкновению сидела на полу, вытянув на полкомнаты загорелые ноги, и внимательно слушала меня. Выводы она сделала совершенно верные:
— После третьего бокала шампанского даже старые враги кажутся вполне симпатичными. Но я всё равно вас поняла. Будь собой, не изображай из себя невесть что, потому что люди поверят. А вдруг, если я буду изображать умницу и красавицу, люди как раз и поверят?
— Ты хочешь, чтобы я тебе опять наговорила приятных вещей.
— Конечно, Кристина Робертовна! Вы мой кумир, я ведь сто раз говорила.
— Двести.
— Ну, пусть двести,— миролюбиво согласилась она.— Зато я теперь знаю, куда я буду поступать.
— Куда?
— На факультет шпионажа, конечно. Если есть хоть маленькая вероятность, что вы там будете преподавать, то я не могу упустить этого шанса.
— Буду. Уже договорились, как приеду, бумажки подпишу.
— Отлично. Я буду ходить и задирать нос, что вас знаю, и мне все будут завидовать.
— Почему это тебе все будут завидовать?
— Потому что в вас все повлюбляются, уж будьте уверены,— пожала плечами девочка.— И будут просить меня устроить с вами свидание.
— Ну, в школе что-то за мной толпы поклонников не ходили.
— Ага, ага,— покивала Дашенька.— Ни Принцесса, ни Зомбий Петрович. Вообще ни разу и никто. И охранник краснел, когда вы мимо проходили. И мальчишки на партах ваше имя пишут раз в полчаса. До сих пор, прошу заметить, в летнюю практику. Потом стирают и снова пишут. Как барышни в девятнадцатом веке. И директриса вас терпеть не могла, а это главный показатель.
— Хватит меня смешить! — Я улыбалась так, что болели скулы.
— Да я просто заранее скучаю. У вас поезд уже через час, да?
— Да, пора уже собираться. Беги домой.