Девушка — Юля — угощает меня мандариновым чаем и изумляется, узнав, что мне не семнадцать лет: она говорит, что я выгляжу, как её ровесница. Я оставляю ей свой адрес и приглашаю в гости.
5.
Я люблю поезда за то, что они меня привозят туда, где встаёт солнце; или нежный вечер заливает улицу медовым цветом; или в ночи восторженно вопят цикады и сверчки; привозит в моменты, которые я пробую на вкус, а остальные при этом спят или бегут по делам.
Я вышла из вокзала и села на лавочку в сквере неподалёку. Приземистое и красивое здание с надписями на трёх языках было золотисто-розовым от огромного оранжевого солнца; небо расступилось, и облака осели на горизонт; деревья, звенящие на ветру зеленью, были апельсиновыми на просвет. И все люди — загорелыми по-мексикански, в красную медь и бронзу. Резные деревянные лавки, оправленные в нагретый ажурный чугун. Бордовая трава, пробивающаяся между плитками дорожек в сквере. Город встретил меня так тепло, как только мог.
Я выключила телефон. За секунду до того, как погас экран, я увидела, что мне пришло какое-то новое сообщение. Но решила быть сильной и не поддаваться любопытству. Положила телефон в сумку и включила второй, номер которого никто не знал. Нашла небольшой отель совсем неподалёку, познакомилась с приветливым юношей-администратором и тут же отправилась в душ. Стоя под прохладными струями воды, я старалась выбросить из головы вообще всё. Шахимата. Работу. Девушку-попутчицу по имени Юля. Своих учеников. Это сложнее всего. Студента-сыщика. Платежи, которые я забыла сделать перед отъездом. Зомбия Петровича. Менеджера в издательстве. Невкусный кофе на одной из утренних промежуточных станций. Влада (я поморщилась). Прямо так, по пунктам: вспомнить и выкинуть из головы, чтобы не мешало.
Раз в год, иногда чаще, я отправлялась на несколько дней в Другой Город. Каждый раз он был новым. Я ничего не читала о нём заранее, только узнавала про вокзалы и гостиницы. Мне не нужны были достопримечательности — я знала, что на месте в центре города я узнаю всё. Я не хотела встречаться с людьми из этого города, с которыми я переписывалась или которых знала случайно. Мне нужен был только город и его незнакомые жители. Город мог быть маленьким или большим. У каждого был свой вкус и аромат. У каждого было своё понятие простора и ширины улиц. В каждом по-своему относились к остановкам, билетам, кино, ночному распорядку суток, туалетам и надписям на стенах. В этом городе все автобусы оказались жёлто-зелёными, а трамвай был только один, ходил по центральной улице с раннего утра до полуночи, а потом затихал устало и чуть обиженно. Ему хотелось юных и прекрасных девушек, но его населяли днём сварливые старушки, догадалась я.
Плескалась вода, и я пошла на запах — услышала её я, конечно, гораздо позже, спустя четыре улицы, а аромат воды я всегда ощущала издалека. В этот раз я взяла с собой и фотоаппарат. Я вспомнила, как измучила консультанта в магазине, когда выбирала себе фотокамеру. У меня оказались настолько непривычные для него представления о том, какая должна быть камера, что от отчаяния мы рассматривали даже глубоководные модели ядовито-голубого цвета. Но остановились на очень компактной и очень чувствительной. Мне наказали беречь её от пылинок, кружащихся в воздухе, и от завистливых взглядов свадебных фотографов. Я послушалась, а ночами перелистывала скопившиеся снимки. Ночью и утром фотоаппарат снимал акварельно, а вечерами золотисто. День он мог превратить в Ренуара, если мы с ним сходились во мнениях.
Я нашла спуск к реке, разулась и села так, чтобы пальцы ног едва касались поверхности воды. Свежий вечерний ветерок пытался взъерошить гладь небольшой реки, и тогда брызги доставали до моих колен. Я придерживала подол синего короткого платья, смотрела на огни на противоположном берегу — двадцать метров от меня — и впитывала запахи выпечки и тихую музыку откуда-то из кафе.
Мимо прошла взволнованная стая подогретых молодых людей, но меня они не заметили. Кажется, факультет шпионажа благотворно влиял на меня. Через несколько минут я встала, взяла босоножки за кожаные ремешки и тихо пошла вдоль реки. Остановилась и сфотографировала одинокого молодого человека, классически ждущего с тремя небольшими розочками под светящимися часами. Судя по его спине, ждал он уже долго. Я обулась и прошла мимо — тротуар был только один.
— Девушка!
Я обернулась.
— Это вам,— он протянул мне цветы.— И доброго вечера. Только по Добровольской не ходите, там сейчас шумный бар. Лучше по Радиационной — это чуть левее,— он показал рукой.
Я улыбнулась и сказала:
— Спасибо.
Он кивнул и вскоре скрылся за поворотом. Я нашла улицу со странным названием — она действительно оказалась тихой и приятной. У стены стоял велосипед с пустой корзинкой на руле. Я рассматривала свои цветы в свете неярких фонарей. Стащила целлофановую обёртку, чтобы ощущать цветы руками. Его избранницу звали Сельмой, была она из Швеции, и сейчас поезд уже деловито уносил её в родной Мальмё, например, поэтому юноша не мог дозвониться, думала я, чтобы цветы не пахли разочарованием. Хоть цветы и не были мне предназначены изначально, но подарил он их искренне, поэтому их и не хотелось выкидывать.
Светать начало совсем рано, и я отправилась в отель.
6.
Я не могла уснуть. Было очень жарко, я сняла с себя всю одежду; я вспомнила сон про лекцию Шахимата; мне в мысли лезли сообщения, которые я не прочитала; мне представлялось, как студент-шпион, узнав, где я, лезет ко мне в комнату по водосточной трубе, а Влад караулит со стороны улицы, перекрыв все выходы; я промучилась час, приняла спасительный душ и отправилась на поиски круглосуточного бара. Он нашёлся в трёх минутах от отеля. Я вообще очень удачно выбрала место. Не считая хмурой девушки-администратора, которой я сдала ключи, мне нравилось всё: никаких вопросов, чистота и тишина.
Заказав лёгкий коктейль, я села у самого окна и стала смотреть на пустынные улицы, залитые предутренним светом. Проехала поливальная машина. Я любила её звук уже много лет, и тут он мне показался приятным и родным. Пробежала деловитая собака, высунув язык. В баре играла тихая фортепианная музыка. Только спустя десять минут я поняла, что музыка живая: в недрах бара, в полутьме, сидел человек и играл что-то незнакомое и спокойное. Лица его не было видно. Мне принесли коктейль, и я тянула его из трубочки целый час, не хмелея, а только успокаиваясь. Когда я уходила, музыкант всё ещё играл.
Я вернулась в отель, кивнула девушке-администратору, пьющей кофе, разделась в номере и мгновенно уснула.
7.
Только на пятый день мысли о людях моего города забились в уголок и дали мне спокойно наслаждаться моим временным местом обитания. Я встала рано утром, прошлась по безлюдным улицам и спустилась к реке. Было свежо, и поэтому я надела рубашку и джинсы вместо привычного открытого платья. Я шла, иногда фотографировала, улыбалась флегматичным ранним рыбакам и уступала дорогу сосредоточенным спортивным девушкам, устроившим утреннюю пробежку.
Перекусив в кондитерской «С маком», я взяла пару рогаликов с собой, вышла на улицу и столкнулась нос к носу с Зомбием Петровичем. Он несколько мгновений смотрел на меня, а потом по своему обыкновению сделал попытку улизнуть. Но я схватила его за рукав:
— Вы за мной следите, да? Почему я даже в чужом городе…
Но тут он очень ловко выскользнул из куртки и торопливо пошёл прочь. Я в сердцах швырнула куртку на газон, и упала она как-то подозрительно тяжело.