— Можно даже завтра, часа в три пополудни, вас устроит?
О ужас, конечно же, нет, я же всё не успею.
— Да, договорились,— говорю я,— в три часа, а где?
Шахимат диктует адрес. Я записываю. В домашних условиях. Значит, крупные планы. Я в панике.
В назначенный час я стою у двери и ужасно волнуюсь. У меня в планах развернуться, пока не поздно, и позорно сбежать. Я нажимаю на кнопку звонка.
За те восемь секунд, когда шаги Шахимата приближаются откуда-то из глубины, меня накрывает волна паники, но я успеваю с ней справиться. Делая вид, что всё просто отлично, я иду вслед за ним по какому-то бесконечному коридору. Шахимат отпирает очередную дверь в полутьме, в которой, кажется, притаились над головами летучие мыши, висящие на потолке велосипеды, а башни из старых закопченных кастрюль того и гляди обрушатся откуда-то сбоку, с комодов, пахнущих ветхими пальто и супом; неясный свет из окошек под потолком; я босиком, потому что разулась ещё в прихожей, три миллиона световых лет назад, и сомневаюсь каждый раз, делая следующий шаг; мы спускаемся по винтовой лестнице и выходим на улицу — и мои ноги пальцами тут же зарываются в мягком мелком белом песке; деревья влажно склоняются над нами, вдали шумит прибой, а шорты мои из лёгкой цветастой ткани трепещут на солёном ветру, и грудь как-то сладко напрягается от желания раздеться донага на бесконечном пляже.
— Как это? — спрашиваю я.
5.
Я живу в моей сумке. Там моё всё, и иногда даже томик стихов Пушкина и портативная фотостудия, если я считаю, что там слишком мало вещей. Встретить там неожиданные предметы можно, но сложно; ещё сложнее найти что-то нужное. Телефон звонит, и я даже примерно представляю, откуда идёт звук, но отыскать его в недрах сложно. В сердцах я встряхиваю сумку, и телефон показывается на поверхности сам собой. Звонок прекращается. Вызов с неизвестного номера, так что перезвонить я не могу.
Как люди зависят от чужого мнения. Сумка или телефон, если надо развернуться и пойти в другую сторону. Я взглянула в телефон, который несла в руке, и развернулась. Мне теперь не хотелось в кафе. Мне хотелось к Марине, и я пошла в больницу.
Увидев моё выражение лица, Марина тут же распрощалась с кавалером, который пришёл к ней с чудовищным букетом роз. Что вы там говорили о женской дружбе?
Она взяла меня за руку и потащила в винный подвальчик. Он как раз открывался в пять вечера. Вина мне не хотелось, но там и в самом деле почти до полуночи было тихо и спокойно.
— Он пропал,— сказала я.
— Принцесса твой? Твой персидский княжна? Шахимат, вот, вспомнила.
— Да…
Я выпила бокал слабенького прохладного «Кюве» почти залпом. В голове прояснилось.
— Он меня фотографировал. А потом как провалился. И дырки никакой в песке не было. А у меня одежда по всему побережью. Я думала, это море, кстати. А это он так сделал. И я потом все ноги сбила, пока туфли искала, и заблудилась, и меня в общежитии этом его чуть собака не искусала.— Я выпила ещё вина.— Жаль, фотографий не будет. Я там почти голая. Жалко же.
Марина потёрла кончик носа и тоже отпила вина.
— Я даже почти всё поняла. Но вот реально вообще никаких следов?
— Реальнее не бывает. Я как дурочка ходила с голой не скажу чем, ну, спиной, и искала, куда он мог запропаститься, когда его голос пропал.
— Голос?
— Он издалека мне говорил, как выгоднее сесть или встать.— Я фыркнула.— Как будто я сама не знаю. Делала вид, что его слушаюсь.
— А Зомбия не спрашивала?
— Боюсь,— честно сказала я.— Он мой начальник теперь. И декан. И вообще.
Разговор с Мариной ничего не прояснил, но успокоил меня. Я твёрдо решила поговорить с деканом. Как-никак, они друзья. Ну, по крайней мере, вместе готовили чудесную яичницу и поили меня пуншем.
6.
Уныло мне как-то. Надо бутербродик скушать. Я только было собралась в холодильник за продуктами, но в дверь позвонили. Пётр Юлин собственной персоной. Сколько я его не видела, а вид его загадочный нисколько не изменился.
— Кристина Робертовна. Только не волнуйтесь.
Разумеется, я сразу начала волноваться.
— Мне Даша рассказала, что Принцесса пропал. Но я видел, как его Зомбий Петрович унёс.
— В каком смысле «унёс»? — поразилась я.
— Под мышкой. В прямом. Я гулял по берегу реки, увидел, как Зомбий Петрович несёт Принцессу, как дверцу от шкафа при переезде. Потом поставил его на землю, пихнул локтём в бок, тот и очнулся. А потом они вызвали такси, и я за ним уже не поспевал.
— Ох. Пирожных хочешь?
— Вообще я на диете, но хочу, конечно.
7.
Я его видела ночью, а сейчас день, поэтому я его не сразу узнала.
Я никому не желала зла, слушала в наушниках Джексона и даже слегка подражала его походке, когда не было слишком людно; когда меня тронули за плечо на пустынной улице, я исполнила одно из лучших танцевальных движений — от неожиданности и наработанного мастерства, конечно. Тень материализовалась и смущённо поздоровалась. Вот по голосу я его и узнала. Тот давешний незнакомец из недавней поездки, что подарил мне цветы на ночной улице, не дождавшись своей девушки. Через полчаса мы сидели с ним в кофейне, и я лопала пирожное, потому что нервы последних дней давали о себе знать.
— Кстати, как ваша Сельма? — спрашиваю я после третьего коктейля — ещё через час после того, как мы обошли весь центр, и я сделала вид, что устала. После третьего — поэтому мне простительно не подумать о том, что имя его несостоявшейся девушке придумала я сама.— Она прислала вам весточку после того, как сбежала?
— Да… Уже из Стокгольма. Но откуда вы знаете, как её зовут?
Я почувствовала, как щёки порозовели. От коктейля, конечно. Я как-то мастерски ушла от ответа, но совершенно не помню, как. Зато очень хорошо помню вот что:
— Я тогда пошёл за вами. Вы мне очень понравились. Увидел, как вы заходите в отель. У меня там знакомый администратор есть. Узнал, как вас зовут. Это было несложно: вы одна были с цветами. Ну… И город ваш, конечно, тоже узнал. Только никому не говорите, а то моего друга уволят.
— Вот ужас,— рассмеялась я.— Шпионские страсти.
Шпионские. Я внезапно задумалась.
— Кстати.— Мой новый знакомый явно хотел загладить неловкость от того, что следил за мной.— У меня в этом городе есть ещё знакомые, может, повидаюсь с ними тоже, чтобы не слишком надоедать вам своим вниманием.
— А кто? — Я спросила без любопытства, потому что среди семисот тысяч жителей города вряд ли бы мы нашли общих знакомых. Разве только…
— Его зовут Клавдий. Мы как-то пересекались на одной конференции. Он старше меня, но просил его не называть по отчеству. Кристина… Вы в порядке?
— Клавдий Иванович, я так подозреваю.
Он подумал.
— Нет. Не Иванович. Клавдий Витальевич. Звучит так, словно он родился в середине прошлого века, но он всего на пять лет старше меня.
Я засмеялась и рассказала ему про Шахимата. Не всё, конечно, а коротко.
— Погодите,— озадаченно сказал мой собеседник.— С каких это пор Шахимат живёт в вашем городе? Он у меня в школе был учителем немецкого и музыки. Такой… С высоким голосом, не очень приятным. Мы его ещё Принцессой называли в младших классах. Клавдий Иванович — хорошо его помню. У него ещё дочка со странным именем, Нацуко или как-то так.
— Я сейчас приду,— сказала я,— минуточку меня подождите?
— Хорошо, конечно.— Он с тревогой посмотрел на меня, но не стал ничего больше спрашивать.
Я вышла в холл, а потом на улицу. Тихонько, чтобы меня не было слышно, прошагала знакомыми переулками. Спустилась к реке, разулась, села на прохладные плиты и опустила ноги к воде.
Звёзды уже зажигались на вечернем небе.