– Полюбуйтесь!
Ирина с недоумением взяла его в руки. Корявый почерк человека, редко излагающего мысли на бумаге.
Я, Шканина Ангелина Васильевна, сообщаю, что моя дочь Виктория Шканина, ученица 9-Б класса, совращена гражданином Дамбовым, ввиду чего находится на третьем месяце беременности. Виновная за это, помимо гражданина Дамбова, считаю, что учительница русского языка и литературы Стриж И.Л.
Ирина поморщилась.
– Что за чушь?
– Это я у тебя хочу спросить!
– Ничего не понимаю.
Коняева вырвала листок.
– Что у тебя с этой Шканиной? Ты в ее классе уроки ведешь?
– Веду. Но при чем здесь я? У них Фролова классная.
– С Фроловой я разберусь. Ты за себя говори. Как это все понять?
Коняева снова затопала и закричала, Ирина плохо воспринимала. Перед глазами расплывалось скуластое лицо Викиной мамы, затравленной жизнью тетки. Что это ей взбрело в голову? Зачем?
Она вздрогнула. Теперь Коняева трясла перед ее носом знакомой толстой тетрадкой. Загнутый уголок, перламутровая обложка в узорах.
– А вот это, уважаемая Ирина Леонидовна, совсем из ряда вон! По этому поводу, милая моя, не то что на школьном педсовете, но и на городском можно вопрос поднять…
Коняева пыхтела, вздымая барельефный бюст, будто штангист перед решающим рывком снаряда.
Ирина густо покраснела. Это был ее личный дневник. Как он попал к этой мымре? Она заглянула в свою сумочку, ощупала вещи. Дневника не было.
Ее мысли, самые сокровенные чувства измяло своими погаными пальцами-червяками это существо.
– Какое счастье – любить своего ученика, любить по-настоящему, как в великих романах, – прокрякала завучиха, саркастично цитируя ее дневник. – А-я-яй, Ирина Леонидовна, не ожидала от вас такого. Чего-чего, но тако-ого!
Коняева с видом святоши воздела руки.
В голову Ирине словно молотом ударили. В висках застучало часто, секундомерно.
– И я от вас такого не ожидала, Вера Ивановна, – сказала она. – Я всегда знала, что вы…
– Ну-ну, договаривайте. Вы же у нас такая откровенная! Особенно в мечтах об утехах со своим учеником. Я так и представляю его упругие бедра, худые, но крепкие плечи, от него веет теплом и.... Как там это у вас, эээ, словечко такое… А, вот: веет теплом и отзывчивостью. Хо-хо! Подумать только, какая прелесть наша учительница. Дай вам волю, вы у нас в школе содом устроите.
Ирина вырвала у нее тетрадь.
– Товарищ Коняева, теперь ответьте: какой будет ваша плата воровке? Медаль? Рекомендация к поступлению?
Коняевой набычилась. Уперлась в стол, распластав по полированной поверхности жабьи бородавчатые руки.
– Будешь огрызаться, шалава? Да ты ползать у меня в ногах должна, чтобы я тебя простила.
Ирину как ледяной водой окатило. И тут же стало все равно. Легко. Она почувствовала себя так, словно ее выпустили из вонючего барака на свежий воздух.
– Я свободна, – прошептала она.
– Ась? – перегнулась через стол Коняева, приставив к уху ладонь. – Никак прощения просишь?
– Да пошла ты!
Ирина выскочила из проклятого кабинета. За дверью рванулся кобылий топот – Коняева неуклюже столкнулась со стулом. Дебилка, похоже, решила ее преследовать.
Ну что ж, давай. Ирина ухватила увесистый дырокол с пустующего стола секретарши и плотно насадила его на дверную ручку. Заблокировала дверь намертво. Она затряслась, завибрировала. Коняева ломилась на волю, истерично кудахтала:
– Открой, сволочь!
Но Ирины в приемной уже не было. Она направлялась на четвертый этаж, где у десятого Б шел урок алгебры.
Миновав стенд «Навстречу 45-летию Великой Победы», у кабинета математики она замедлила шаг. Еще раз перепроверила свои ощущения.
Заглянула в кабинет. Тучная математичка Нина Васильевна, похожая на конферансье из «Обыкновенного концерта», вопросительно отняла мел от доски.
– Прошу прощения, Нина Васильевна.
Ирина быстро окинула взглядом класс.
– Наталья, выйди на минуту. Да не Гудкова, – остановила она смуглую дылду, вечную троечницу. – Ласкина!
Дернув стрекозиными ресницами, комсорг класса Наташа Ласкина изящно выпорхнула из-за парты.
Аккуратно прикрыв дверь в класс, она уставилась на Ирину Леонидовну. Заправила за ухо светлую прядь. От нее вкусно пахло мятной жвачкой.
– Ты ничего мне не хочешь сказать?
Девочка изобразила удивление.
Ирина Леонидовна вытащила из-за спины тетрадь со своим дневником.
– Зачем, Наташа?
Шея школьницы пошла розовыми пятнами. Она тяжело задышала, дернулась в класс.
– Постой! – Ирина схватила ее за руку. – Это ради медали?