– В армию надо входить наляхке, – философски заметил один из сержантов, незлой белорус с бородавкой на носу.
И тут же отнял колбасу у толстяка Беляева. Тот запричитал, словно похоронная плакальщица. Второй сержант, здоровенный и грудастый, отвесил Беляеву оплеуху. Тот затих.
Команда Ярослава, словно рыбки в аквариуме, быстро смешалась с толпой новобранцев, прибывших из других городов. Замелькали головы русые, черные, светлые, пегие, рыжие – но все одинаково стриженые. Загомонили, залопотали на русском и нерусском, с акцентами, говорами и диалектами.
– Вавилон, – услышал Ярослав за спиной наполненный сарказмом голос, очевидно принадлежащий природному пересмешнику.
Оглянулся на худого парня с вытянутым лицом и большой нижней челюстью, отчего он немного напоминал лошадь. Восседая на табуретке с прямой спиной, длиннолицый покачивал правой ногой, небрежно заброшенной на левую.
Протянул руку:
– Игорь, Пенза.
Ярослав её пожал.
– Пенза – это фамилия?
– Зачет, – поощрительно усмехнулся длиннолицый. – Пенза – это город. А фамилия Кочеров.
Ярослав рассказал, кто он и откуда.
– Слушай, Ярослав – это слишком официально. Можно я буду звать тебя Ярила? – неожиданно предложил Игорь.
«Ярила»? Мысленно примерив, Ярослав решил, что звучит диковато. А впрочем, какая теперь разница.
– Валяй, – согласился он. – Слушай, ты с кем-нибудь здесь познакомился?
– Нет, естественно. Тут же сплошное быдло.
– Да ладно тебе, – поскреб щеку Ярослав.
Только он это сказал, как двухъярусные кровати за их спинами затряслись и завибрировали. Два голых по пояс парня один за другим перемахнули с кровати на кровать. Один гнался за другим. Через два прохода оба рухнули вниз. Первый орал, второй мускулисто молотил вопящее тело.
Распахнулась дверь – в казарму ворвался сержант.
– Отставить!
Он растащил полуголых бойцов, одного с окровавленной рожей, другого в пене бешенства. Затолкал их пинками в бытовку и нырнул следом. Нутро бытовки сотряслось несколькими глухими ударами.
Через две минуты оба шкодника были отправлены мыть сортир. Их провожали ехидными смешками.
– Убедился? – спросил Игорь, снова закинув ногу на ногу.
– Двое кретинов – это ещё не показатель, – пробормотал Ярослав.
Игорь поднял на него насмешливые глаза.
– Куришь?
При одном воспоминании о сигарете Ярослава чуть не вывернуло.
– Ладно, потом покурю, – махнул Игорь. – Давай только отойдем в сторонку, а то рядом полно ушей.
Они углубились в проход между кроватями. Поблизости никого не было. Игорь заговорил тихо и строго, как разведчик в кино:
– Ты, Ярила, давай без иллюзий. Мы с тобой попали в джунгли. Это сборище дебилов. Хочешь мерить их обычными человеческими мерками? Так они этого не заслуживают. Вернее, они даже не понимают, как это – по-человечески.
Ярослав попытался угадать по лицу Игоря, говорит тот серьезно или шутит.
Поблизости несколько бойцов сбились в кучку, шумно обсуждая недавнее происшествие. "Белый у него сигареты спер, вот Червь за ним и погнался". "А ты видел, как он ему в грудак вдул?" "Да я б его вообще замочил за такое!"
Ярослав все это переваривал, впитывал. Прокручивал через себя впечатления, пытаясь анализировать.
– Слышь, ты чё такой серьезный?
Он не сразу понял, что эта реплика настигла его. Пока соображал, его ткнули в ребра:
– Эй, задумчивый, будь проще!
Зычный гогот. Рыжий плечистый парень с белесыми ресницами. По его роже каталась наглая ухмылка. Ярославу до помутнения захотелось на него кинуться, но Игорь успел его оттереть, обхватил за плечи.
Рыжий смерил их пристрелочным взглядом. Хмыкнул и вперевалку отошел.
Ярослав нервно дернулся.
– Ты отпустишь меня или нет?
Игорь разжал пальцы.
– У тебя не рука, а тиски.
Игорь не без самодовольства сообщил, что пару последних лет баловался брейкдансом. Ну, и немного борьбой. Она в итоге и довела его до армии. Профессор вуза, в котором Игорь учился, изощренно унижал его однокурсницу. Игорь не выдержал и швырнул ехидного очкарика на пол. Чистая победа. Но из вуза выперли, пришлось шагать в военкомат.
Игорь Кочеров выделялся на фоне большинства новобранцев. Форма, в отличие от многих, на нем ладно сидела. Китель не топорщился, а рельефно подчеркивал тугую грудь, штаны не болтались.
Несколько дней, которые их продержали в казарме-карантине, Ярослав с Игорем не могли наговориться. Для обоих это была отдушина, способ сбежать от реальности. Они говорили о Булгакове и Борхесе, Тарковском и Бергмане, Морриконе и Уэббере. Их занимали Достоевский и Бродский куда больше, чем идиотская болтовня сослуживцев с их гоготом-реготом, тупыми подначками и мелочными претензиями. Они были скованы со своими призывом одной цепью, но в этой цепи были чужим звеном.