— Каждый охотник знает окрестности, — заметил Жальских, он тоже пришел на совещание с геологами. — Я, например, на сотню километров пасти и капканы ставлю. А лучше всего, конечно, наша учительница знает, она со своими ребятами каждую долинку тут исходила.
Угаров обернулся к Оле, снова вежливо ей поклонился. Жальских продолжал, с сомнением рассматривая камень:
— Что-то таких у нас не встречалось, думаю, не выйдет у вас поиск. Соврал ваш якут — из другого места привез.
Угаров с холодной учтивостью возразил:
— Вот это и надо проверить — насколько перспективен ваш район.
Селифон прервал их спор, он испугался, что геологи могут послушаться Жальских и уехать. Олени — пустяки, он выделит две хорошие упряжки. С людьми хуже, много колхозников ушло с плодовым стадом, две охотничьи бригады отправились на Таймыр и океан — промышлять дикого и гуся. Кое-кого, конечно, надо будет выделить — на время, пока не уйдет последний аргиш. И пусть товарищи геологи не стесняются, колхоз снабдит их свежим мясом, дров тоже много заготовлено — можно брать.
— Вот и прекрасно, — сказал Угаров, вставая. — Теперь мы пойдем ставить наш балок.
Они вышли на улицу все вместе. Селифон отправился с геологами к самолету, они оживленно беседовали. Оля возвратилась к себе — продолжать занятия. Но детей не было, она разыскала Аню и послала ее за малышами — Аня тоже пропала. Оля вышла на крыльцо, хотела сама отправиться к самолету, на поиски учеников. К ней подошла Вера.
— Можно мне поговорить с вами, Ольга Ивановна? — спросила она несмело.
— Конечно, можно, Верочка, — ответила Оля. Посмотрев в сторону самолета, Оля махнула рукой — ребят сейчас за уши от него не оттащишь. Она ввела Веру в свою комнату и усадила на стул. — Слушаю, Верочка.
Но Вера не могла начать давно задуманный разговор, она смущалась и путалась. Оля терпеливо ждала, пока Вера справится с волнением. Она глядела на нее и удивлялась — она была старше Веры всего на семь лет, а ей казалось, будто она на целое поколение старше ее, разумнее на опыт целой жизни. И Вере так кажется, и всем им — один за другим, одна за другой они ходят к ней за советами.
Оля погладила Веру по голове — та сейчас же опустила ее, чтобы не показывать пылающего лица, — и мягко сказала:
— Понимаю, Верочка, ты насчет Прокопия Григорьевича. Он?
— Он, — прошептала Вера. Она призналась еще тише: — Вчера просил выйти за него, раньше тоже намекал. Я сказала: с вами поговорю. Ольга Ивановна, хороший он человек?
Оля молчала, гладя девушку по голове. Она вспомнила первый год своего пребывания в становье. Он тогда был влюблен в нее, этот человек, она оттолкнула его — может, и глупо сделала. Что же, он хорошо вел себя потом, сочувствовал ей, могло и большее быть — она сама не пожелала. Сейчас он добивается другой, по-другому добивается, лучше — обломался все-таки. Ей вдруг стало жалко себя — люди сходятся, живут гнездом, ей положили на долю одиночество. Она ласково проговорила:
— Как тебе сказать, Верочка? Важно, как ты сама к нему относишься, а вообще человек не товар, одним словом его не охарактеризуешь — хороший, плохой, отсталый, передовой. Люди меняются, на глазах иногда меняются. Я помню, каков Прокопий Григорьевич был вначале, он ведь на год раньше моего здесь появился. Много в нем было плохого, пожалуй, больше, чем хорошего. А сейчас — ничего человек, гораздо лучше стал.
— Значит, вы советуете? — горячо шепнула девушка. — Вы одобряете?
Оля ответила:
— Да, советую, одобряю, Верочка.
Вера спрятала голову у нее на коленях. Оля улыбнулась ее счастью, сама была счастлива за нее: и отраженный свет — свет.
2
Геологи вначале мало общались со школой — их работа проходила в стороне, они целыми сутками не появлялись в становье. Один раз пришел Угаров, учтиво поклонился и попросил разрешения складывать в школе мешки с образцами пород — у них не хватает места, а образцы интересные. Оля выделила угол в классе и поинтересовалась, не нашли ли они слюду.