Сероцкий отмахнулся.
— Вздор! Человек вообще нигде не пропадет, это все сказки.
— Нет, пропала бы! — настаивала Оля. — Я лучше себя знаю, я такая глупая. Скажите, а кому мне нужно платить и сколько?
— Уже уплачено — пустяк, сто рублей. Нет, нет, я не возьму. — Отталкивая протянутую ему бумажку, Сероцкий сказал серьезно: — Не обижайте меня, Оля. У меня веские причины не брать — сегодня утром я получил в газете «Красноярский рабочий» пятьсот рублей за внеплановую корреспонденцию. Деньги эти шальные, они все равно не удержатся, так пусть лучше на хорошее дело пойдут. Вот я приеду в вашу авамскую тундру, вы меня накормите, одежду почините, сам я на такие штуки не очень — будем квиты! — И, решительно обрывая ее протесты, он сказал озабоченно: — Одно меня тревожит — где вы ночь проведете? В гостинице, где я живу, мест свободных нет, здесь тоже устроить вас не удалось.
— Это пустяки! — воскликнула Оля. — Отлично переночую на берегу — спят же там люди. Вот только как мне туда пройти?
— Я вас провожу. Енисей такой дядя, что с любого конца города к нему нетрудно добраться.
Уже через полчаса Сероцкий со смехом признался в своей ошибке — до Енисея добраться было очень нелегко. Они долго плутали в каких-то переулочках, натыкались на заборы, полуразвалившиеся домишки, дощатые уборные, пока выбрались на береговой обрыв. Енисей широко поблескивал внизу, от него несло холодом. Оля запахнула пальто, а Сероцкий выругался — нога его провалилась в грязь.
— Вы не находите, что река сверкает, как крышка рояля? — заметил он, с любопытством осматриваясь. — Воображаю, что это за штука при лунном сиянии. Жители Красноярска должны поголовно влюбляться друг в друга — подобная обстановка стимулирует нежные признания и вообще наталкивает на детальное выяснение отношений.
— Вам, вероятно, не раз приходилось выяснять отношения под шум волн? — поинтересовалась Оля — она осмелела от хорошего настроения и дружеской прогулки в темноте.
— Вы не поверите — ни разу! — со смехом отозвался Сероцкий. — Любовь — чувство оседлых людей, она требует постоянной прописки в домоуправлении. А корреспондент — принципиальный кочевник. Ни в одном населенном пункте я не прожил больше двух недель. Какая тут может быть настоящая любовь — так, смешки одни.
От того места, где они выбрались на берег, до пристани было несколько километров. Сероцкий и Оля снова брели мимо старых домишек, перелезали через заборы, тащились по огородам. В конце их длинного пути неожиданно возникло большое каменное здание с крылатыми львами и злыми духами, замахнувшимися когтями и гофрированными бородами на раскинувшиеся кругом картофельные грядки. Невдалеке стоял покосившийся сарай — речная пристань.
— Красноярск удивительный город, — сказал Сероцкий. — Я видел сотни городов, которые всячески прихорашиваются перед жалкими речушками, раскидывают на их берегах парки и парадные фасады. А Красноярск к такой реке, как Енисей, поворачивается спиной.
У пристани по-прежнему лежали на песке люди Павел так обрадовался принесенной Сероцким вести, что предложил немедленно распить припасенную бутылку водки. Мужчины по очереди выпили из кружки и поднесли женщинам. Оля долго отказывалась, но ее заставили.
— Пей, голубонька, сырость не так берет! — сказала Мотя.
Водка была отвратительна на вкус — Оля впервые пила ее, но от нее по всему телу пошла приятная теплота. Сероцкий, выпив, стал прощаться.
— Рано утром приду, — пообещал он. — Вы моя подопечная, без меня вам на пароход не пробраться.
После его ухода Мотя устроила постель — они с Олей легли на шубе, накрывшись вынутым из тюка ватным одеялом. Оля прижалась к Мотиной спине, так было теплее, сквозь сон она слышала разговор Моти с Павлом — он не спал, оберегая вещи.
— Вот попадаются же люди! — с чувством говорила Мотя. — И не ищешь их, сами находятся. Нет, хороший он человек, очень хороший.
4
Оля проснулась на рассвете от холода — Мотя уже поднялась. Оля побежала к реке и умылась холодной водой. Она чувствовала себя свежей и бодрой. Павел принес из береговой сторожки разогретую картошку, Мотя нарезала горбушками Олин хлеб, достала соль. Ели молча, круто соля хлеб и картошку, старательно прожевывая. Оля вспоминала вчерашний вечер, кинокартину, блуждание по темным переулкам.
— Этот вчерашний придет, как думаешь? — нарушил молчание Павел. — Что-то больно много он наобещал, а водку пока что всю выпили.
— Обязательно придет! — с жаром воскликнула Оля. — Он не обманет.