- Не надо, пожалуйста... Какое заявление?
- Заявление об изнасиловании, мисс Дайсон. Это формальности, но без них не обойтись. Дело попадает в разряд тяжких преступлений, поэтому...
Дэйв, опустив голову ещё ниже, по-прежнему молчал, и я тоже молчала, глядя на его растрёпанную макушку и широкие худые плечи.
"Он же бешеный"...
"Ему похрен, что его могут убить".
"У него мать убили и отца, когда ему было столько же, сколько мне"...
"И даёт им всем прикурить!"...
"Теперь ему конец, всё в порядке"...
Свирепое ликование в голосе Шервуда, неприкрытое торжествующее злорадство объяснило мне многое. На этот раз Дэйв Хоук - изгой, преступник, никому не нужный мальчишка-отщепенец - попросту сгинул бы в тюрьме... если бы я подписала бумагу, которая так требовалась Шервуду.
Я боялась Дэйва Хоука, ненавидела, готова была задушить... но только собственными руками. А не руками Шервуда, лейтенанта полиции.
Чужака-васичу.
- Не было никакого изнасилования. - Голос мой вдруг стал таким ровным и бесстрастным, что я сама поразилась. - Всё произошло по моей... инициативе. Будьте добры, прекратите это. Можно мне уйти домой?
Вот тут Дэйв взметнул на меня глаза.
Совершенно чёрные.
В повисшей гулкой тишине было слышно только мерное тиканье часов на столе. Очень спокойный, домашний звук.
Шервуд медленно выпрямился.
- Что вы сказали?
- Я ничего не буду подписывать, - твёрдо повторила я. - Я хочу уехать домой.
...Они очень долго кричали на меня. Очень. Сначала один Шервуд, потом оба вместе. Ласково уговаривали. Потом опять кричали. Потом приехал адвокат из Бюро, маленький лысеющий толстяк в очках, представившийся Саймоном Гринфельдом. И они накинулись на меня уже втроем, пока все голоса не слились в один невнятный гул.
- Стоп! - глубоко вздохнув, Шервуд вдруг повернулся к Дэйву. - Что ты сам скажешь, парень? А?
Тот пошевелил разбитыми, запёкшимися губами и наконец хрипло отозвался:
- Да пошёл ты...
Дёрнувшись было к нему, Шервуд наткнулся на предостерегающий взгляд Гринфельда.
- Ладно, сукин сын, мы с тобой потом поговорим!
Они опять что-то невнятно забубнили, а потом кто-то, кажется, Браун, неуверенно бормотнул: "А без её заявления..." - "А как на суде?" - раздражённо бросил Гринфельд, и всё началось снова.
- Секундочку. - Шервуд вплотную подошёл ко мне, присел рядом на корточки - он был так высок, что его лицо пришлось вровень с моим, - заглянул в глаза. - Перестаньте, детка. Я понимаю, вам не хочется проходить через процедуру суда, и так далее... но это же необходимо. Совершено насилие, и вы вновь можете стать жертвой этого негодяя. Дайте же правосудию вступиться за вас, мисс Дайсон... Кристи. Я говорю вам это не как полицейский, а как отец. У меня у самого дочка чуть помладше вас...
Он был таким большим, таким надёжным, взгляд его - таким добрым... Мои глаза предательски наливались слезами, Шервуд это заметил, и голос его стал ещё участливее.
- Этот подонок причинил вам такую боль, почти изувечил... Унизил. Опозорил вас. Нельзя прощать это.
- Мне нечего прощать или не прощать, - прошептала я, смаргивая слёзы. - Оставьте меня в покое... пожалуйста. Он не виноват. Это я... я сама...
- Вы что же, чёрт побери, хотите нас уверить, что хранили девственность только для того, чтобы переспать с этим скотом в грязном пикапе? Так?!
Он выпрямился во весь рост, нависая надо мной, голос его загремел, но вместо того, чтобы испугаться, я разозлилась - до красных кругов перед глазами.