И больше я не увидела его никогда - ни живым, ни мёртвым.
Я часто думала - и думаю даже сейчас, спустя столько лет - что мне надо было поехать с ним тогда. Если б я настояла на том, чтобы сесть с ним в машину и вместе отправиться в Бюро, всё могло пойти совсем иначе. Но я была слишком измотана этой отчаянной, блаженной, этой последней ночью, меня просто пошатывало на ходу, и я могла только войти в дом, повинуясь кивку Люка, упасть на жёсткий топчан и заснуть.
Чтобы проснуться от вопля Шейлы во дворе:
- Где Кристи? Кристи не в Рапиде? Кто-то позвонил в Центр! Кто-то сказал, что Дэйв, что Дэйва... ох...
Не помня себя, я босиком подлетела к двери и распахнула её - чтобы увидеть, как Люк трясёт Шейлу за плечи, а та сдавленно бормочет, кусая губы:
- Дэйва застрелили возле Бюро в Рапиде...
Я плохо помню то, что было дальше. Запомнила только, как рвалась прочь из крепко державших меня рук Рона и Шейлы, стремясь сесть за руль и ехать... куда?
В отличие от Люка, я сразу поняла, что Шейла говорит правду. Как сразу поняла, кто убил Дэйва. Три пули в упор, как я потом узнала из газет. Газеты от меня старательно прятали, но я всё равно прочла.
"Возле здания БДИ в Рапид-Сити лейтенант полиции Томас Ли Шервуд выстрелил в ранее неоднократно задерживавшегося полицией Дэйва Хоука, превысив пределы необходимой самообороны. Ведётся служебное расследование этого происшествия".
Расследование признало "происшествие" несчастным случаем. Белый офицер застрелил подозрительного индейца-смутьяна, эка невидаль!
Дело вскоре закрыли, а Шервуда перевели куда-то на восток.
И всё закончилось.
Всё.
* * *
"Когда исчезнет последний краснокожий, а память о моём племени превратится в миф среди белых людей, эти берега будут наполнять невидимые призраки моего народа, и когда дети ваших детей будут думать, что они одни в поле, торговой лавке, в магазине, на дороге или в молчании лесных чащ, они не будут одни. По ночам, когда улицы ваших городов и сёл безмолвны и пустынны на вид, на них будут толпиться возвратившиеся хозяева, что некогда населяли и до сих пор любят эту прекрасную землю.
Белый человек никогда не будет одинок. Пусть же он будет справедлив и добр к моему народу, ибо мёртвые не бессильны.
Мёртвые, сказал я? Смерти нет, есть только смена миров".
(Вождь Сиэтл, 1854 г.)
* * *
Люк нашёл меня в больнице.
Нет. Это я, одурманенная транквилизаторами, очнувшись наконец от кровавого забытья, мертвой хваткой вцепилась в медсестру, требуя Люка. Я знала, что он здесь.
И он был здесь. Встал в дверях.
Серое взрослое лицо.
Он неловко шагнул вперёд, сел на мою кровать, скорчившись, пряча глаза... и я поняла, что он плачет.
Значит, мне не помстилось всё это в бреду. Дэйва и вправду больше не было.
Я кое-как, придерживая рукой живот, села. Прижалась щекой к спине Люка, к его острым лопаткам.
- Вы уже... вы уже... - слова не выговаривались. - Похоронили?
Он уронил голову, давясь слезами.
Всё.
- Забери меня отсюда, Люк, - попросила я хрипло.
Его плечи дёрнулись ещё несколько раз, и, прерывисто вздохнув, он откашлялся и полушепотом пробормотал:
- Уоштело. Сейчас.
Рональд перехватил нас в вестибюле, отмахнувшись от негодующих вскриков медсестры, завернул меня в свою куртку, вывел за двери, почти понёс...
От знакомого джипа на автостоянке отделилась высокая фигура.