Я посмотрел на нее и встретил прямой, открытый взгляд, в котором ничего не смог прочесть. Все же вопрос ее оставил неприятный осадок.
Мы приоткрыли дверь в зал, и меня захлестнула мощная волна звуков — вдохновенно солировала труба. Танцевали в основном девочки, пар двадцать, и только четыре смешанные пары. Лица сосредоточенно-нейтральные, рты чуть приоткрыты, юбки колесом. Повинуясь внутреннему ритму танца, тела покачивались и вращались, пары двигались легко и слаженно — наверно, результат постоянной практики. Вдоль одной из стен на низкой скамье сидели несколько мальчиков, они наблюдали за танцующими, перешептывались и перемигивались — снизу им открывалась щедрая перспектива на мелькающие ножки. Девочкам, судя по всему, было об этом хорошо известно, и каждая вовсю старалась привлечь внимание публики к себе.
На фоне вкрадчивого шелеста ударных приглушенная труба вела и вела танцующих, ритм захватил даже сидевших на скамьях наблюдателей, они легонько хлопали в ладоши, отбивали такт ногой и подергивали плечами. Мне вдруг захотелось попрыгать вместе с ними.
— Здорово танцуют, да? — услышал я шепот мисс Бланшар. — Жаль, что я так не умею.
Я повернулся к ней:
— Хотите попробовать?
— Что? Я? Здесь?
В голосе ее прозвучало удивление с оттенком брезгливости, и я снова повернулся к танцующим. Музыка кончилась, пары слились в маленькие группки, и, пока меняли пластинку, со всех сторон слышалась веселая болтовня и хохот. От одной группы отделилась девушка и подошла к нам. Это оказалась рыжеволосая, с которой я столкнулся утром. В ее статной фигуре, гладкой коже, нарочито небрежной осанке было нечто неодолимо притягательное. Она остановилась прямо передо мной и спросила:
— Вы танцуете джайв?
К такому вопросу я был никак не готов и что-то быстро пробормотал в ответ — надеюсь, отказ прозвучал достаточно вежливо. Девушка холодно взглянула мне в глаза, потом повернулась на каблуках и грациозно прошествовала назад к подругам. До меня донесся ее звонкий смех, который тут же растворился в начальных тактах новой пластинки.
Я обернулся к мисс Бланшар, но она успела куда-то исчезнуть, и я быстро пробрался к выходу, минуя танцующие пары. Мне вдруг стало ясно: иметь дело придется с почти взрослыми людьми — перспектива удручающая, но и заманчивая.
Мистер Флориан сидел за столом в вертел в руках какой-то предмет. Он протянул его мне, когда я сел, — это была довольно убогая маленькая статуэтка из зеленоватой в крапинку глины, изображала она обнаженную.
— Ужасная безвкусица, да? Попалась мне в Австрии уж не помню сколько лет назад. С первого дня собираюсь ее разбить, и все никак.
Он вздохнул и с преувеличенной осторожностью поставил статуэтку на стол.
— Итак, что вы решили? — Вежливый, но прямой взгляд.
— Я попробую. — ответил я, следя за своим голосом.
— Отлично. Сейчас я введу вас в курс дела. — И не тратя лишних слов, он дал своей школе четкую характеристику: — Возможно, вы слышали о нашей школе, Брейтуэйт. О нас все время идут разговоры, к сожалению, ведутся они людьми, ничего толком о нас не знающими, но заранее настроенными против всех наших методов.
Большинство детей у нас — это те, кого обычно называют трудными. В младших классах они отличались непослушанием, не подчинялись преподавателям. Что это были за преподаватели — вопрос отдельный, важно, что вся система воспитания строилась на страхе, на наказании, телесном или каком-то другом. И вот в случае с нашими детьми эта система не сработала. Мы, преподаватели этой школы, считаем, что дети — это те же мужчины и женщины в процессе развития, и развитие это во всех его аспектах не должно зависеть от доброй или недоброй воли субъекта, которому судьба дала над ними определенную власть.
Дети нашего района не знают, что такое наесться досыта, у них нет изысканных нарядов, их жилищные условия оставляют желать лучшего. Обстановка в районе неизбежно оказывает на них дурное влияние, отражается на их духовном, нравственном и физическом развитии, и мы пытаемся разобраться в причинах этого влияния, устранить их — такова наша задача, наша цель.
Прежде всего мы должны помнить, что у большинства живущих здесь семей не хватает средств на минимум питания, тепла, гигиены жилища — стало быть, это отражается на здоровье. В некоторых семьях так называемый кормилец хронически не имеет работы, а иногда в не очень хочет ее искать. Поэтому питаются в такой семье от случая к случаю, о качестве пищи и говорить не приходится. Представьте себе ребенка, который проспал ночь в душной, переполненной комнате, а утром позавтракал, чашкой слабого чая с куском хлеба. Вряд ли у него возникнет живой интерес к математическим формулам, к тонкостям правописания, и наказание (или угроза его) тут совсем не лучший помощник.