Глава 21
Наступил конец семестра. После демобилизации из ВВС я никогда еще не был так счастлив. Моя жизнь была полна работой, полна Джиллиан. День ото дня мы становились все ближе друг другу, потому и мир вокруг нас становился богаче и интереснее. Как было условлено, я познакомился с ее родителями. Эти несомненно милые люди из-за меня попали в очень сложное положение, но старались не терять достоинства и вести себя как подобает «цивилизованным» людям. С детства они воспитывали в дочери самостоятельность — в образе мышления, в поведении — и теперь не пытались как-то повлиять на нее. К тому же они безмерно ее обожали, и счастье дочери было для них превыше всего на свете. Я, пожалуй, держался с ними несколько замкнуто, все ждал — вот сейчас проявится их враждебное или покровительственное отношение. Они тоже были слегка не в своей тарелке.
Сторонники расового неравенства очень любят задавать вопрос: «А вы отдали бы свою дочь за негра?» В Англии мне часто приходилось говорить на эту тему, и английские родители, надежно застрахованные от такой перспективы, без всяких колебаний утверждали, что, конечно же, их чада могут выходить замуж за кого им вздумается, но сама быстрота их ответа заставляла усомниться: а так ли это? И вот теперь этим милым людям, родителям Джиллиан, приходилось отвечать на этот вопрос не вообще, а по весьма конкретному поводу. Все у них было в порядке, дела шли неплохо, имелись связи и обязанности, соответствующие их положению в обществе. Я задал им нелегкую задачу и в душе очень им сочувствовал.
До встречи с Джиллиан я никогда не думал, что могу связать жизнь с белой женщиной, да мне этого и не хотелось. У меня были белые подруги, некоторых я знал довольно близко, но мысль о женитьбе на ком-то из них никогда не приходила мне в голову. Я ничего не имел против них, нет, это были симпатичные, умные, общительные девушки. Просто я знал, что к смешанным бракам общество относится с глубоким предубеждением. И вдруг словно гром грянул — я встретил Джиллиан, и все мои логические построения рассеялись как дым. С первой встречи она вошла в мою жизнь так естественно и гармонично, что будь она синяя или зеленая — это ничего бы не изменило. Мы оба верили, что созданы друг для друга, и никого и ничего не желали слушать. Но мы согласились, что ее родители, как и мои, имеют право обо всем узнать заранее. И вот я предстал перед ними, опасаясь, не будут ли они вмешиваться в нашу жизнь?
Мы вместе пообедали, поболтали о том и сем. Они расспрашивали обо мне, моих родителях, об образовании и службе в армии, о планах на будущее. Кажется, мои ответы их удовлетворили, но что-то оставалось недоговоренным, не хватало катализатора, который помог бы нам сблизиться.
Позже мы перешли в гостиную, уселись возле веселого каминного огонька и закурили, мистер Бланшар заговорил о Южной Америке. До войны он по делам службы бывал в южноамериканских государствах и на островах. В частности, на Арубе.
Арубу я знал очень хорошо, потому что после университета работал там технологом на нефтеочистительном заводе в Сан-Николасе по контракту с фирмой «Стандард ойл». Мы беседовали об этом острове, его людях, экономическом значении в нефтяном мире — в Сан-Николасе большая естественная гавань, а не так далеко, в Маракайбо, есть богатейшие залежи нефти.
— Местные жители говорят на каком-то странном языке. Что это за язык? — спросил он.
— Папиаменто. Это местный говор, состоит из смеси голландского, испанского и диалекта аборигенов-индейцев. В последнее время в него проникают даже американизмы.
— Вы говорите на этом языке? — поинтересовалась миссис Бланшар.
— Вполне сносно. Главное — знать испанский, остальное просто.
— Помню, как-то в Ораньестаде я видел, как местные жители ездят на маленьких осликах, — продолжал мистер Бланшар.
— Они называются буро.
— Да, верно, буро.
— Жители Арубы — люди степенные, держатся с достоинством.
Ни к чему не обязывающая болтовня, только бы отдалить серьезный разговор насчет Джиллиан и меня.
— А какой прекрасный клуб на Лаго-Хайтс, — сказал я.
— Да, я играл там в баскетбол и волейбол.
— Настоящая мужская игра.
— Это ведь город мужчин. Везде мужчины, мужчины и снова мужчины. — Вдруг он засмеялся, вспомнив что-то забавное. — Hija del Dia[7], — сказал он.
Я уставился на него, мысленно благодаря бога, что он наделил меня темной кожей — она скрыла краску, залившую мое лицо.