— А вот такая! — оскалился. — Страшная, темно фиолетовая, почти черная, во весь рот, вернее вместо него.
— Че мелешь? — влезла мать, — понесло, головой рехнулся после лагеря.
— Там много времени свободного было, на все думки хватило.
— Что это за цветок такой? — шепотом, словно испугавшись чего, спросила Мартина и, уже предугадывая ответ, склонила голову, чтоб никто не узнал по глазам.
— Ты зашла, и я увидел его, у тебя увидел, поэтому и запел.
— Когда же он цветет? — Мартина опускалась все ниже и ниже, бормоча уже почти в стол.
— Один раз в жизни, если повезет, конечно. Когда совсем приблизишься, на пороге будешь:
Еще минута, и Мартина сорвалась и убежала бы.
— Приехали, — опять заговорила мать, — оставь Маринку в покое, у ней еще вся жизнь впереди.
— Вижу, — татуированный опять взялся за гитару, — и не завидую, потому, как и здесь дел полно. Надо кому-то и здесь оставаться.
— Зачем? — тяжело спросила Мартина.
— За этим! — грубо ответил он, — вон мать скажет, она знает.
Провел по струнам.
— Ну, заказывай напоследок!
— Правда, Маринка, что тебе с нами? Послушай одну и иди домой, на улице темно. Нервничать буду, как дойдешь, — мать заерзала, извиняясь будто.
— Хорошо, — очнулась Мартина, — Ванинский давай, от начала и до конца!
Встала из-за стола, лишь прозвучал последний аккорд. Простилась со всеми. Мать в прихожую вышла. Обнялись, чего не бывало раньше. Мартина крепко поцеловала ее в щеку, и еще раз прижала к себе.
— Ты чего это? — мать отшатнулась в испуге, — что это у тебя здесь? Где грудь?
— Мам, в следующий раз расскажу, — Мартина уворачивалась, пытаясь скрыть слезы.
— Больна что ли? Почему раньше молчала?
— Потом, завтра.
— Сейчас скажи, серьезное что-нибудь?
— Нет, пустяки, завтра поговорим.
— С утра приходи, как проснешься.
— Хорошо, утром:, - и, не заботясь больше ни о чем, кинулась вниз по ступенькам.
У подъезда постояла немного, успокоила дыхание и пошла прочь. Наступила глубокая ночь, а она все шла и шла, не останавливаясь, не оглядываясь по сторонам. Казалось, давно должна была подойти к дому, но знакомая улочка, куда обычно сворачивала, чтобы сократить путь, не попадалась. Справа тянулся длинный бетонный забор, а слева грустные пятиэтажки. На небе ни звездочки, облаками затянуло, низко, рядом с крышами чуть оттаяло: луна тщится пробить себе путь. Ночная прохлада спустилась на землю и потянуло сыростью. Мартина ни о чем больше не беспокоилась, просто шла, куда глаза глядят.
-: Открой, Нин, Христом Богом прошу, — отлетело от стены эхо.
Уличный фонарь вырвал одинокого неопрятного мужчину, что ломился в какую-то дверь. Она махнула ему на прощание и, вдруг подпрыгнув, полетела. Словно крылья за спиной выросли, сильные, тренированные. Она увидела, как, потеряв ориентир, оступилось ее тело и некрасиво упало в канаву рядом с забором. Головой на край камня. Подскочил мужик, потянул за руку, но, почесав в затылке, отошел на цыпочках к фонарю.
Мартина, все еще не веря в освобождение от ненавистной плоти, приманку для идиотов, отчаянно кружилась рядом. Но быстро встрепенулась и понеслась дальше от нелепой ночной сцены. В последний миг, соблазненная мыслью еще раз оглянуться на свою жизнь, подлетела к дому и впорхнула в открытое настежь окно. Промчалась по комнате и притормозила у подоконника. Безжизненные, бездыханные вещи захламили пространство. Она поразилась, что раньше не замечала нагромождения этих существ, соседство с которыми может погубить даже самый сильный дух. «Как я не задохнулась здесь?! Склеп для мертвецов! Ни единой мысли, ни воли к свободе! Мертвым оставляю мертвое! Распорядитесь по своему разумению, Вы, мертвые!» И, уже спеша к неизведанным берегам обретенной мудрости, засмеялась возбужденно и радостно.
Смех ее подхватили и мгновенно переложили на музыку небесные арфы. Грандиозный, торжественный оркестр праздновал победу!
— Свободна, свободна! — дирижировала Мартина золотым смычкам, — Ах, Боги, даже если вы все умрете в один день, я и тогда не покину благословенный источник мгновений!
Пролетая мрачные, одинокие кафе, смеялась над фиолетовыми руками, подающими напитки на изящных серебряных блюдцах.
— Вам хорошо знакома тоска и скука. На обратном пути приготовьте элексир, что окрасит небо в пурпурный цвет! А сейчас в путь!:
— Толик! — вдруг дико закричала, внезапно увидев его, ползущего к вершине горы.
От неожиданности тот прилип всей грудью к камням. Пальцы, стертые в кровь и жалкое истомленное тело.