И в этот миг плеснуло холодом, аж заныли зубы, одновременно с этим Оливио ощутил могучий всплеск маны, раздался громкий скрежет, а затем грохот. Обалдевший Шнайдер застыл на месте, выронив трость и раззявив рот. Паладин обернулся, уже зная, что увидит.
Крышка гроба Адельгейды валялась на полу, расколотая пополам. Девушка стояла, точнее – висела над гробом, прямая, как палка. Ее руки были скрещены на груди, увядшие лилии свисали с них, роняя лепестки. Глаза Адельгейды были широко распахнуты и светились синим пламенем чистой маны. Длинные белокурые волосы струились по воздуху, словно в воде, просторный шелковый саван развевался, открывая худые ноги до самых бедер. На белой коже виднелись черные кровоподтеки и ссадины.
Стало еще холоднее.
А паладин понял, что Адельгейда никакая не беспокойница. И не покойница тоже.
Шнайдер наконец совладал с собой, захлопнул челюсть, моргнул, его лицо исказилось лютой злобой:
– Ведьма!!! Надо было кол тебе в сердце загнать!!! Ведьма, позорная ведьма!!!
Он полез в карман, дрожащими пальцами достал патрон и откинул полку пистоли.
Ойген не стал ждать, пока Шнайдер зарядит пистоль. Он подобрал трость, размахнулся и врезал тому по рукам:
– Хватит!!! Ты ее при жизни мучил, хватит!!! Не смей!!!
Шнайдер взвыл опять, бросился на Ойгена и они, сцепившись, повалились на пол, пытаясь задушить друг друга.
Оливио подошел к самому гробу Адельгейды, легко запрыгнул на его край, вошел в транс и протянул к девушке руку, коснулся ее сложенных на груди ладоней.
Способность к магии врожденная. Но проявляется далеко не сразу. У мальчиков – лет в четырнадцать-пятнадцать или немного позже, у девочек – как только начинаются месячные. Таких детей в Фарталье положено сразу отводить к ближайшему священнику или королевскому магу – потому что неопытный ребенок, открывший для себя силу, может и бед натворить, и себе навредить. Его надо учить управляться с маной, помогать овладевать даром… В Аллемании все маги считаются собственностью кесаря, их учат за государственный счет, и они должны всю жизнь служить кесарю. За службу эту хорошо вознаграждают, потому там сделаться магом – мечта многих, особенно тех, кто в бедной семье родился. Но – только для мальчиков. Для девочек ничего хорошего. В Аллемании после Изменения Откровения, их религиозной реформы, направленной на то, чтобы исключить женщин из наследования в первую очередь кесарского трона, отношение к женщинам очень испортилось. Их постепенно лишили не только права наследовать титулы, земли и имущество, но и вести какую-либо иную жизнь, кроме семейной, получать образование, иметь профессию. Быть магами в том числе. И незавидна судьба девочки, у которой открылся магический дар. Семья это скрывает, по достижении пятнадцати лет ее отправляют в особый монастырь, где она или носит адамантовый ошейник всю оставшуюся недолгую жизнь, или живет на положении рабыни под надзором суровых Ревнителей Веры, зачаровывая предметы и амулеты для государственных нужд. Немножко легче тем, кто родился в селянской семье где-нибудь в глуши. Такие девочки становятся сельскими ведьмами и знахарками, поселяне их оберегают и прячут от Ревнителей. Иногда им удается скрываться очень долго.
Адельгейде Шнайдер не повезло родиться магичкой в аллеманской семье, чтущей «милые» традиции родины даже в эмиграции. И родня старательно это скрывала, боясь позора и осуждения со стороны сородичей. Конечно, ее и не собирались выдавать замуж – ведь тогда о ее даре узнали бы другие.
Когда отец и брат ее избивали, Адельгейда пыталась защититься, как умела. Неопытная, но сильная магичка, она натянула слишком много силы, и впала в магический стазис, внешне очень похожий на смерть. Эрих Шнайдер не стал вникать, действительно ли дочь умерла – главное, что это так выглядело. Его такой исход устраивал, и Адельгейду поспешили уложить в новенькую родовую гробницу и закрыть тяжелой каменной крышкой…
Оливио, коснувшись девушки, ощутил ее силу, и попытался провести захват маны, чтобы вывести ее из стазиса. Теоретически он знал, как это сделать, но никогда раньше не пробовал. Было страшно.
Он воззвал к богам, моля их о помощи и милости для Адельгейды, сжал самый мощный поток из кокона, окутывавшего девушку, и дернул, оттягивая на себя.
Получилось. Вот только много маны забрать Оливио не мог, ее надо куда-то девать, и он, недолго думая, протянул руку к двери и сбросил силовым ударом поверх катающихся по проходу аллеманцев. Грохнуло, решетчатые двери сорвало с петель. Вторым ударом их вынесло далеко в коридор. Третьим разбило резной каменный косяк…
На пятом кокон стазиса наконец распался, и мана стала рассеиваться сама. Девушка разжала руки, увядшие лилии выпали, и она, обмякнув, свалилась бы в каменный ящик, если бы паладин ее не подхватил, сам едва удержав равновесие. Вылез из гроба, осторожно уложил сомлевшую девушку в проходе, и повернулся к всё ещё дерущимся аллеманцам.