Джулио, покраснев, протянул ему тетрадку. Глория и Эрмано, такие же красные, положили свои тетрадки на профессорский стол.
Мэтр Дамиано Пекорини развернул тетрадку Джулио, вчитался в первые строки, и его брови взлетели под самую профессорскую шапочку. Он отодвинул тетрадку и взял остальные две, нахмурился:
– Видел я всякое. Но такую наглость – впервые. Вы что думали – мы не читаем ваши экзаменационные работы?! Как вы посмели принести мне копии образца?! Слово в слово!!! Буква в букву!!!
Джулио, Эрмано и Глория переглянулись растерянно, потом посмотрели на профессора. И Эрмано сказал:
– Ах гаденыш…
Профессор аж взвился:
– Что-о?!
Он схватил тетради, хлопнул ими о стол, и они тут же разлетелись по аудитории вихрем сухих осенних листьев. Профессор остолбенел на мгновение, потом резко успокоился, посмотрел на студентов, белых как мел:
– Вот оно что. То есть вы даже переписать не удосужились. Призвали фейри, чтобы он за вас это сделал. Дурачье!!! Вы не то что несложную работу сделать не смогли – вы даже нормальный уговор с фейри составить не сумели!!! Не оговорили, что, как, какие условия!!! Позор!!! Позор!!! Факультет права еще не видел таких бездарей!!! Вон!!! Отчислены без права восстановления!!! Навечно!!! Вон с глаз моих!!!
Вот так вот Джулио и был с позором изгнан из Университета Фартальезы с волчьим билетом…
Красная накидка
Джулио Пекорини, как только получил отпускное свидетельство – первое отпускное свидетельство за всё время пребывания в Корпусе – тут же и помчался на станцию телепортов, чтобы наконец попасть в родовое гнездо и увидеться с семьей. Конечно, семейство Пекорини частенько бывало в столице, так что Джулио с ними виделся не раз за то время, что провел в Паладинском Корпусе, и не всегда эти встречи были приятными, куда чаще отец и матушка ругали и распекали его за всякое… и честно сказать – заслуженно. Но за последний год Джулио наконец взялся за ум, перестал доставлять родне и своему наставнику головную боль, и даже успешно прошел посвящение меча (хотя и очень боялся, что провалит его и никогда не станет паладином). Конечно, без приключений его жизнь не обходилась – к примеру, на летних учениях, на которых он и прошел посвящение меча, его угораздило свалиться с воспалением слепой кишки, от которого он бы и помер, если бы не врачебное мастерство младшего паладина Робертино, сидские чары кадета Рикардо и магия младшего паладина Бласко. Ну и упрямство самого Джулио. Он выжил, вылечился и получил паладинский меч и медальон. И теперь он явился в родовое гнездо во всей красе: в новом мундире, с мечом и в звании младшего паладина. Пусть все видят, что не такой уж он и безнадежный баран.
Родня тоже была очень рада, что Джулио оказался не безнадежным бараном, и все-таки чего-то сумел добиться, так что прием ему устроили знатный. Отец даже внеочередной бал закатил, лишь бы у Джулио была возможность покрасоваться перед всеми вассальными донами и доминами в новом парадном мундире. К тому же маркиз Пекорини по-настоящему гордился тем, что в их роду появился наконец посвященный Девы – всё-таки такое служение для пекоринцев было делом непростым, потому что требовало воздержания и целомудрия, на которое они, по общефартальскому мнению, неспособны (недаром о любвеобильности пекоринцев и легкости их нравов по всему королевству рассказывают очень скабрезные историйки и анекдоты).
Получив свою порцию славы, Джулио вдруг затосковал. Через неделю оказалось, что в родовом гнезде ему совершенно нечем заняться и даже как-то недостает строгой дисциплины Паладинского Корпуса. Джулио совсем отвык бездельничать, а тут еще и всяческих соблазнов полно, и это постоянно держало его в нервном напряжении.
Отец это понял, и утром шестого дня после завтрака позвал в свой кабинет, где вручил ему гербовую бумагу и старинный ключ с вычурной фигурной головкой:
– Это тебе. Ты, конечно, теперь человек короля, и получаешь жалованье и довольствие, но все же свой дополнительный доход тебе не помешает.
Джулио раскрыл сложенную бумагу и пробежал ее глазами. Удивленно поднял бровь: отец передавал ему в личный пожизненный сервитут поместье во Фриульи, в селе Кампосампьери.
– Спасибо, папа. Только… я в сельском хозяйстве ничего не понимаю. Да и не смогу я там часто бывать, особенно если определят на службу не в Пекорино.
Маркиз улыбнулся:
– Ничего страшного. Там есть управляющий, и неплохой, он свое дело знает, экономка тоже. Я тебе это поместье больше для того передаю, чтобы у тебя было что-то свое, какое-то место, где бы ты мог отдыхать себе в удовольствие и чем-нибудь заниматься на твое усмотрение. Понимаю, что здесь ты себя чувствуешь несколько скованно – все помнят тебя прежнего, и пока еще толком не осознали, что ты теперь паладин. Я видел, как на балу на тебя смотрели твои старые приятели и приятельницы, с которыми ты когда-то весело проводил время. Особенно Лючиано, Алессандро и Лидия.