Для Джулио обед накрыли в столовой. Стол был застелен льняной скатеркой с мережкой по краям, да и еда оказалась простой: густая чечевичная похлебка с кореньями, заправленная смальцем, спагетти с мягким сыром и тушеной в сметане курятиной, и поджаренные на решетке над углями овощи. И кувшин светлого пива.
После обеда, переодевшись в тренировочные рубашку и штаны (не хотелось, если что, испачкать новый мундир), Джулио ушел все-таки в погреб, прихватив с собой пару шкур с диванчика в гостиной и большую оловянную чарку из буфетной стойки в столовой. Надираться следовало обстоятельно, и притом без свидетелей. Потому что при свидетелях стыдно.
В погребе, расстелив шкуры у стены, Джулио оглядел бочки и решил начать сразу с самогона. Отвернул кран, налил клюквянки и, зажмурившись, хряпнул полчарки. Рот обожгло, но в остальном самогон не оказал никакого эффекта, даже обидно сделалось. Джулио допил чарку, по-прежнему ничего не чувствуя, потом налил голубичного самогона… затем попробовал бренди, после бренди его потянуло освежиться пивом, а затем он вернулся к клюквянке, потом заметил бочонок медовухи, и тут-то его и накрыло.
Проснулся от жуткого холода. Не сумев разлепить опухшие веки, попытался сесть, но не смог – голова была словно пустой чугунный котел, в котором перекатывались камни, а тело болело так, словно он целый день на плацу тренировался. С большим трудом удалось повернуться на бок. Полежав так немного, Джулио снова повернулся на спину и попытался сесть. Получилось с третьего раза, голова тут же загудела страшной болью.
– О, Дева, зачем же я так надрался вчера… – простонал он, потер глаза и таки смог наконец их открыть. Не увидел ничего. Испугался на мгновение, но потом сообразил, что он же в погребе, и что свеча, с которой он сюда спустился, уже прогорела и погасла. Тяжко вздохнув, юноша попытался нащупать в кармане светошарик, но кармана не нашел и вспомнил, что перед «надиранием» переоделся в тренировочные штаны и рубашку, а на них карманов нет.
Морщась, Джулио сосредоточился и попробовал призвать световой огонек. Не получилось. Перепугавшись, что он опять превратился в «барана»-неумеху, Джулио потянул ману. Голова взорвалась зверской болью, но немножко маны он сумел набрать, и с четвертой попытки удалось и огонек призвать, слабенький и жалкий. В его мерцающем свете стала видна лестница наверх, на нижней ступеньке которой лежали ключи. Встав на карачки, Джулио затем попытался подняться на ноги и не смог. Выругавшись, он понял, что сразу принять вертикальное положение не получится, и что надо поначалу расходиться так. Чем он и занялся, ползая и пытаясь свернуть шкуры, на которых провел ночь. Чувство времени у него было очень хорошим и не изменило даже после долгого возлияния, так что Джулио знал: сейчас утро. Примерно восьмой час. Ночевать в погребе он изначально вовсе не собирался, само получилось как-то. Свернув наконец шкуры и запихав в сверток чарку и подсвечник, Джулио все-таки попытался встать. Голова заболела еще сильнее, но встать получилось, и он, подобрав ключи, медленно полез наверх. По счастью, крышка была просто прикрыта, не заперта, так что выбрался он из погреба без особого труда. Свет резанул по глазам, и Джулио зажмурился, сразу же почувствовав себя еще и жутко грязным и вонючим. Щурясь, он побрел через задний двор к черному ходу в дом, очень надеясь, что ему никто не встретится по дороге.
Надежды не оправдались: как только Джулио открыл дверь черного хода, то тут же и столкнулся с Лоренцо, который как раз оттуда выходил с корзиной кухонных очисток.
– Доброе утро, сеньор, – учтиво сказал поселянин.
– Д-доброе… – прохрипел Джулио. – Л-лоренцо… мне бы п-помыться…
– Мыльня холодная, сеньор, – сказал Лоренцо, старательно делая вид, будто всё в порядке. – Но я сейчас вам туда с кухни принесу кипятка, а вода в большой бочке со вчера еще есть. Вы прямо туда идите.
Джулио, припомнив, что мыльня в пристройке рядом с кухней, и вход в нее из дома, в конце коридорчика с правой стороны… а с левой, под лестницей – сортир. И первым делом он побрел налево, по дороге оставив в задних сенях и сверток шкур, и чарку с подсвечником.
В доме не было ни водопровода, ни сточных труб, так что сортир оказался обычным: дыра над кирпичной ямой, над ней деревянный стульчак с сидушкой, обшитой рогожей и прикрытой крышкой. На крючке в углу пачка старых печатных листков, порезанных на четвертинки, и на полочке – подсвечник с оплывшим огарком. И еще на стене простой умывальник с тазиком и куском серого мыла. Джулио, поморщившись, снова попробовал призвать световой огонек. Это получилось легче, чем в погребе, и в сортире стало светлее. Он справил нужду, потом посмотрел задумчиво в дыру, думая, не поблевать ли, и прислушиваясь к ощущениям. Странно, но вроде бы не тошнило, юноша даже удивился. Потому прикрыл дыру крышкой, отметив себе, что вообще-то надо бы провести в дом водопровод и канализацию, и светошариков для освещения купить. Попросить управляющего посчитать, сколько это всё будет стоить, и пусть потихоньку делают. Вообще-то такие удобства были в большинстве поместий, входивших в домен Пекорини, но здесь просто редко кто из них бывал, потому и не озаботились. Но раз уж это поместье теперь в пожизненном пользовании Джулио, то пусть тут хоть удобства приличные будут.