– Извините, доктор, я погорячился. Вы не представляете, как важно для меня иметь сына.
– А также, – поклонился врач, – надеюсь, и дочь.
Гормен так и не пришел навестить жену, и Долорес хотелось одного – умереть. Молоко у нее пропало, и пришлось срочно искать кормилицу. Когда ребенка принесли показать матери, она отвернулась лицом к стене – девочка олицетворяла для нее крах всей ее жизни.
Спустя три дня Гормен наконец постучал в дверь ее спальни. Он не принес с собой ни подарка, ни цветов – просто подошел к кровати, где лежала Долорес, и холодно посмотрел на нее сверху вниз.
– Ты довольно бледна, – подытожил он свои наблюдения, – но думаю, что уже достаточно оправилась и через некоторое время тебе следует вернуться на ранчо. Там ты сможешь восстановить силы.
Она нервно перебирала пальцами край тонкой батистовой простыни. Что ей оставалось делать? Долорес молча кивнула в ответ, выражая согласие.
Гормен продолжал:
– Наши семьи всегда славились прекрасными сыновьями. То, что случилось с тобой сейчас, на столько важно. Следующий ребенок обязательно будет мальчиком.
Долорес тихо спросила:
– Хочешь взглянуть на нее?
Гормен едва удостоил взглядом нежно-розовый сверток, который ему с готовностью протянула одна из сиделок.
– Я хотела бы назвать ее Франческой, – сказала Долорес, – в честь моей матери. В том случае, разумеется, если у тебя нет желания назвать девочку именем своей мамы, – торопливо закончила она.
– Франческа – хорошее имя, – бросил ее муж, направляясь к выходу, – но я настаиваю, чтобы обряд крещения проводился у нас дома.
Долорес опять с готовностью кивнула. Она слишком хорошо понимала, что повода устраивать большие празднества нет. Кроме того, она ясно сознавала, что ее положение в доме Гормена будет зависеть только от одного, способна или не способна она подарить ему сына. А Гормен слыл весьма нетерпеливым человеком.
Гормен отправил жену и дочь на ранчо и еще раз проконсультировался у врача – доктор Венсон был отлучен от дома, и Гормен беседовал с другим, – сколько времени должно пройти, прежде чем его жена будет в состоянии возобновить супружеские отношения. Он постарался учесть все обстоятельства, в том числе и хрупкое здоровье Долорес. Гормен ни разу не навестил жену и дочь на ранчо, где они пробыли шесть месяцев, – ровно столько, сколько потребовал врач. Но в тот самый день, когда истек указанный срок, Гормен велел Долорес срочно возвращаться в Сан-Франциско.
Долорес с сожалением оглянулась на исчезавшее вдалеке ранчо, когда их экипажи двинулись в обратный путь. Она снова покидала свое родовое гнездо, затерянное в зеленых горах, обнесенное простым деревянным забором и обсаженное пирамидальными тополями. Этот простой, грубо сработанный из дерева дом был ей куда более родным, чем роскошная усадьба Гормена на Ноб-Хилле. Кричащей роскоши жилища в Сан-Франциско она предпочитала близость природы и естественные условия жизни. Кроме того, здесь она не испытывала мучительного, изматывающего страху, который вселяло в нее ежедневное общение с мужем, на время в ее душе воцарился мир, и она смогла наконец поближе узнать свою дочурку.
На свежем воздухе Франческа ожила, поправилась и в шесть месяцев выглядела розовощеким, крепким ребенком со светлыми волосами, доставшимися ей от отца, и голубыми, цвета сапфира, глазами матери. Эти глазки на ранчо постоянно светились довольством и радостью. Долорес до смерти не хотелось возвращаться в огромный, душный дворец, построенный Ллойдом Хэррисоном. Она бы с удовольствием осталась на ранчо навсегда. Самое же главное – она ясно сознавала, зачем ее присутствие так срочно понадобилось хозяину дома на Ноб-Хилле.
По возвращении Фрэнси отвели детскую на третьем этаже – довольно далеко от апартаментов родителей. Долорес же заняла свое законное место жены – она находилась рядом с мужем, когда того требовали светские обязанности и приличия, а также в его постели – по ночам.
Когда Гормен проводил время в своем банке, или обедал с друзьями в клубе «Пасифик», или отсутствовал по какой-либо другой причине, Долорес занималась с дочерью. Та по-прежнему чувствовала себя отлично, и Долорес надеялась, что ее любовь и привязанность к малышке заменят девочке недостаток внимания со стороны отца.
Детскую, где обитала Фрэнси, Гормен первоначально предназначал для сына и наследника. Помещение было светлым и просторным, полы, покрытые веселыми голубыми коврами, и стены, отделанные белым, создавали хорошее настроение, из окон открывался прекрасный вид, а белые тюлевые шторы легко пропускали свет и воздух. Каждый день Фрэнси в сопровождении дородной сиделки в форме отправлялись на прогулку в колясочке, специально выписанной по такому случаю из Лондона.