Момчило Миланков
Удача Макарие
На пляже нечем было дышать. Ослепительное пространство неба, воды и загорелых человеческих тел представлялось ему частью вывернутой наизнанку солнечной утробы. Но самым странным было то, что во всем этом кипящем муравейнике, так удивительно напоминавшем не худший вариант ада, он уже несколько часов не мог найти ни одного знакомого. Приближался полдень, он уже не прочь был закусить, но возвращаться домой не хотелось. Руки и плечи его покрылись опасной краснотой, но он упрямо бродил по берегу, хотя ничто в подлунном мире не связывало его с этим местом. Никогда ещё не казался он самому себе таким лишним.
Это был первый пенсионный день в его жизни. Он встал, по обыкновению рано, наскоро побрился, выпил кофе, посмотрел газеты, а потом вдруг замер и стал растерянно оглядываться по сторонам, На службу ему, разумеется, идти было не надо, теперь-то он только понял, что пришла пора примириться с суровой истиной, лишь сию минуту представшей перед ним во всей своей полноте. Затем он поссорился с женой. После стольких дней колебаний так непростительно начать это утро! Оставшись без серьезных занятий, он объявил о своем намерении купить велосипед. «Велосипед! — испуганно вскрикнула жена.— В твои-то годы? Ты в своем уме!» А поскольку Макарие был твердо убежден, что в своем, вспыхнула ссора. Такой внезапной и бурной ссоры они еще не знали за долгую совместную жизнь. Под конец, желая, видимо, доказать, что он не какой-нибудь слабак и неженка, нуждающийся в такой же опеке, как ее хрупкие цветочки в наполненных землей консервных банках, которые украшали окна их приземистого домика, он решительно взял тридцать пять тысяч из их сбережений и, точно подгоняемый ветром, вылетел на улицу. Велосипеда он, однако, не купил. Вместо того чтобы сразу идти в универмаг, где он давно уже приглядел массивный «претис» с багажником над задним крылом, он направился к Дунаю, собираясь провести на пляже часок-другой и немного успокоиться. А вышло так, что он и не заметил, как, словно по какому-то волшебству, пролетело полдня.
Пресыщенным взглядом обводил он пляж, все еще не в силах разобраться в окружавшем его хмельном сплетении движений, красок и звуков. Дольше всего он проторчал возле вышки. Он не привык к такому роду развлечений, да и плавать не умел, и потому прыжки, совершаемые молодыми парнями и девушками на глазах безучастной толпы, казались ему отчаянно смелыми. Наверное, больше часа простоял он на солнцепеке, любуясь их загорелыми телами — легким тренированным рывком отделялись они от гибкого мостика и камнем, точно ласточки, летели вниз. А когда он наконец понял однообразие этих неизменно повторяющихся движений, восхищение как рукой сняло, и он пошел прочь. Перед глазами замелькала та же необъятная картина, но мысль о доме с еще большей силой приковала его к этому раскаленному берегу.
Знакомых среди купальщиков не было, и он попытался завести разговор с незнакомыми людьми. Он выбирал одиноких стариков, рассчитывая на то, что с ними, по крайней мере, легко можно будет найти общий язык. Но и здесь его ждало разочарование. Поначалу, правда, все шло хорошо, даже прекрасно, но после нескольких ничего не значащих фраз разговор обрывался по той простой причине, что он не в состоянии был придумать что-нибудь умное, способное заинтересовать посторонних людей, с абсолютным безразличием относившихся к его нездоровой потребности в чьем-то обществе. Его поистине прекрасное правило никогда и никому не навязываться сейчас мстило ему. Впервые в жизни он с грустью подумал о том, что и для роли пустого краснобая необходим талант.
Он уже боялся, что возненавидит всех этих случайных и до безобразия лаконичных собеседников, когда вдруг совершенно неожиданно набрел на настоящего человека. Он и впрямь мог поздравить себя с удачей. Сказать по правде, такого человека не каждый день встретишь, среди тысячных толп купальщиков. Это был маленький, сухонький и невероятно черный человечек лет шестидесяти с загадочно-приветливой улыбкой, которая как бы обличала в нем дальнее родство с сатаной. Макарие встретил его возле барака, когда тот, намереваясь уходить с пляжа, собирал свои вещи. В отличие от других он сразу же поддержал разговор. Опустив на землю свою круглую полотняную сумку, предложил сигарету и вообще вёл себя так, словно это он, а не Макарие до безумия рад, что подвернулся случай немножко поболтать в тени. Затем терпеливо, все с той же загадочной улыбкой, выслушал Макарие, дал ему отвести душу и даже несколько раз сочно, с наслаждением выругаться. А когда пришел его черед, сразу стало видно, сколько между ними общего. Разумеется, ему тоже не очень-то нравилась толчея на пляже. Новый собеседник с гордостью объявил, что по профессии он речник (правда, вот уже несколько лет на пенсии), почти всю свою жизнь провел на воде, поэтому легко можно себе представить, что он думает о подобном времяпрепровождении. И тут Макарие, нисколько не обинуясь, спросил, почему в таком случае он приходит на пляж. Речник, как ни странно, ничуть не обиделся. Только смерил его коротким лукавым взглядом и показал на стоявшие неподалеку от барака баржи.