— Ну, так что? — услышал он голос Тодора.— Что случилось? Вы будете играть?
Это была излишняя учтивость. Рулевой отлично знал, что на Макарие уже нельзя рассчитывать. Спросил для порядка и только. Или захотел пофорсить перед своими друзьями. Как бы там ни было, Макарие это больше не касалось. Он встал и со словами: «Спасибо, господа», спокойно, стараясь, чтобы ни одна мышца на лице не дрогнула пошел прочь от стола. Речники молча смотрели он удаляется, комкая в руке мелкие купюры.
Сойдя на берег, Макарие направился к бараку, где вчера встретил чернявого. И только здесь, в полном одиночестве, до конца осознал, как изнурила его эта авантюра. К собственному удивлению, денег ему было не жаль. Сейчас он испытывал лишь одно желание — забыться. То самое желание, которое привело его на пляж, а оттуда — на баржу, горело в нем неугасимым огнем, и потушить его было уже нечем. Его манила трава в тени барака, «И в самом деле, где сейчас найдешь лучшее место...»
Было начало двенадцатого. Народ на пляже все прибывал, и недалек был тот час, когда вся эта небольшая бурлящая вселенная вдруг закипит и растечется в собственном бессмыслии. Он опустился на траву, радуясь своему одиночеству. Подложив руки под голову, он лежал неподвижно, бездумно, с глазами, полными раскаленного неба. Шум вокруг него уже не был бурным и неистовым, как вначале, а звучал мягко, бархатисто и потихоньку куда-то удалялся. Это ровное рокотанье еще некоторое время раздражало его слух, а потом он словно невзначай заметил, как все окружающее постепенно растворяется и гаснет. Макарие уже не чувствовал себя без руля и ветрил во, всей этой смешной и невообразимой кутерьме вещей и людей. Растянувшись в тени барака, примостив голову на руку, он был просто одним из тысяч купальщиков, который бог знает почему выбрал тихий, укромный уголок и случайно заснул.
Конечно, сон был не из приятных. Ежеминутно его что-нибудь нарушало: мухи, визг мальчишек, игравших в футбол по другую сторону барака, шаги, разговоры и смех, пароходные гудки, рокот моторов и множество других непонятных звуков, смысл которых терялся почти в тот же миг, уступая место приятной, странной, отчасти кошмарной тишине, которая, хотя и потревоженная, все же совсем не проходила. Долгие часы тянулась эта мучительная пытка сном, но Макарие не сдавался. Обессиленный событиями вчерашнего дня и ночи, он лишь поворачивался на другой бок, сдвигался в еще более густую тень и снова засыпал.
Когда он весь в синяках и с замлевшими членами наконец проснулся, на пляже царила тишина. Стряхнув с ладоней прилипшие к ним травинки, Макарие протер глаза и подозрительно осмотрелся по сторонам. Не успев зародиться, сомнение исчезло: действительно, опускались сумерки,
Последние купальщики покидали пляж. Вдали тянулся хвост их вялой и уже порядком поредевшей колонны. «Пестрый муравейник», — пробурчал он вместо ругательства, по-прежнему злой на всех этих незнакомых и совершенно равнодушных людей, которые медленно двигались к городу. Только теперь до него дошло, сколько он проспал на траве у барака. Они чувствовал себя обманутым. Недовольный и немного напуганный, он встал и пошел по опустевшему пляжу к кабинам. Прошло уже два дня с тех пор, как он ушел из дому. Ни о чем другом он не способен был думать в эту минуту. Спросонья он не мог осмыслить минувшие события. Кипа измятых тысячных банкнот на столе перед ним казалась теперь нереальностью, миражем, химерой. Она была по ту сторону сна и означала поражение.
В кармашке плавок он нащупал вместе с ключом от кабины несколько сотенных ассигнаций. «Тысяча чертей, — вздрогнул он,— от этого не убежишь. Всегда что-нибудь да напомнит...» Сначала он зайдет в буфет и купит сигареты. Пожалуй, и на две-три рюмки коньяку хватит. Потом оденется и пойдет на трамвайную остановку. Домой ему по-прежнему не хотелось, но придумать что-нибудь другое он уже не мог.
— Здорово, старина! — прохрипел рядом знакомый голос. У буфета стоял спасатель Йон Трандафил. На плече у него было весло, а под мышкой он сжимал огромную поджаристую буханку.— Хотите освежиться?
— Нет... — промямлил Макарие, стараясь не подать виду, как мало обрадовала его эта встреча.— Только купить курево...
— Как игра? — тихо спросил кучерявый.
— Да... так...
— Хулиганство это, вот что. Я туда не пойду, пока рыжий не снимется с якоря.
— Рыжий — ерунда. Самый опасный Тодор.
— Не скажите, — засмеялся спасатель.— Вы конца не дождались.
— Правда? — удивился Макарие.— А я думал...
— Да, старина. Я заглянул туда около двенадцати. Это надо было видеть. Надеюсь, Тодор больше не пустит его на свою баржу.