- Конфисковали, охраняю вот, - зевнул солдат.
- Контрабандиста взяли, что ли?
- Пирата. Картера, кажется. Ну, его в кутузку, корабль под арест. Жаль, не в море поймали, сразу бы повесили, - разговорился француз.
- Ничего себе, - я сделал круглые глаза и покивал. - А я думал, его уж крабы сожрали, давно не слыхать было.
- А ну брысь, сержант идёт, - зашипел солдат, и я поспешил отойти.
Похоже, мой религиозный друг попался с поличным - предъявил судовой журнал с моей записью и его приняли за опасного пирата и разбойника. Власти всегда готовы кого-нибудь повесить, а уж если это гордый буканьер - то готовы раздуть из этого целый спектакль. А ложное обвинение - ерунда, их не смутило даже то, что 'Эдвард Картер' по-английски ни слова не понимает.
Я никак не мог допустить, чтоб меня повесили, даже если пеньковую джигу спляшу не я. Во-первых, это сильно вредит репутации, а во-вторых, Филипп виноват только в том, что не догадался ночью меня зарезать и уйти обратно на Доминику. За это я был ему благодарен, и чувствовал себя должным выручить богобоязненного француза.
Времени у меня было немного, до вечера оставалось несколько часов. Если Уэйн уйдёт с острова до того, как я смогу вызволить Филиппа, то мы с рыбаком оба будем болтаться в петле уже на следующее утро. Поэтому я поспешил в город, прокручивая в голове даже самые безумные планы спасения.
Некоторые я отбросил сразу, например, ворваться с саблей наголо и порубить всех тюремщиков в капусту, или объявить, что Эдвард Картер - это я сам. Но другие казались вполне разумными.
Тюрьма оказалась небольшим каменным зданием неподалёку от центральной площади. Как раз, чтобы не слишком далеко тащить до виселицы. Солдаты на входе окинули меня недоуменным взглядом, но пройти не помешали. Ещё бы, их задача никого не выпускать, а не наоборот.
Я кивком головы поздоровался с офицером, который сидел за грубым деревянным столом и сосредоточенно корпел над какой-то бумажкой. Он никак не отреагировал на моё появление, но попытку проскользнуть к двери, ведущей к камерам, пресёк моментально.
- Что-то хотели, мсье? - раздражённо откинувшись на стуле, произнёс он.
- Пирата поймали, Кровавого Эда, слыхал я, - прикидываясь дурачком, начал я.
- Правильно слыхал, - процедил офицер. - Быстро тут слухи ползут, однако.
- Поглядеть бы на его... - задумчиво произнёс я, делая вид, будто вспоминаю что-то отвратительно жестокое. - Счёты личные к этому нехристю.
- Вот ещё, буду я всякого проходимца поглядеть пускать. Завтра на площади поглядишь.
- Месье, сегодня отчаливаем, а он мне... Со всей команды я один живой ушёл, на бочке плыл, рыбу сырую жрал! Да он всех с нашей 'Марии' порезал, я хоть успел в море прыгнуть, стреляли, да не попали! - меня натурально затрясло от придуманных воспоминаний, на глаза навернулись слёзы.
Офицера моя история не сильно впечатлила.
- Пожалуйста, месье, я как узнал, я аж от самого причала сюда побежал, только чтоб в глаза ему посмотреть, демону!
- Оружие на стол, пошли, - вздохнул француз.
- Спаси тебя Господь! - возопил я, искренне радуясь привалившей удаче.
Офицер открыл коридор, дверь в камеру, и я, впервые за всю свою жизнь, добровольно вошёл внутрь. Филипп стоял на коленях и молился, офицер остался стоять в дверном проёме, положа руку на шпагу.
Я внимательно поглядел на рыбака, собрался с духом и бросился на него с кулаками, как этого и ожидал тюремщик. Бил я скорее для вида, но Филипп обессиленно упал на пол и закрылся руками. Похоже, над ним уже успели поработать местные палачи.
- Приготовься, - прошептал я ему на ухо, и кинулся в обратную сторону, на офицера, который всё это время с улыбкой взирал на избиение беззащитного.
Француз атаки не ожидал, но многолетние тренировки помогли ему уклониться от практически смертельного удара в горло. Кулак прошёл в паре дюймов от подбородка и пришёлся по скуле. Офицера качнуло, он схватился за шпагу, а я мёртвой хваткой вцепился ему в глотку и стал душить. Ничего другого не оставалось, крики непременно привлекут внимание солдат на улице, а так из камеры доносилось лишь тихое сопение и стоны избитого Филиппа.
Тюремщик пытался разжать мои пальцы, но в этот момент рыбак выхватил его шпагу и вонзил прямо ему в сердце. Голубой мундир окрасился кровью. Филипп перекрестился трясущейся рукой и пробормотал молитву. Я деловито опустил тюремщика на пол камеры, обшарил карманы, извлёк шпагу и забрал её себе вместе с ножнами.
- Я его убил... - едва слышно прошептал рыбак.