Тут же, прямо на улице, сидел цирюльник и предлагал заросшим морякам побриться за небольшую плату. Разумеется, к нему сразу же выстроилась очередь.
Я увидел, как в одну из таверн гурьбой заходят наши матросы, и поспешил к ним присоединиться. К счастью, в этот раз мне не придется использовать какие-то уловки, чтобы поесть. Корабельная пайка всем уже надоела до чёртиков, хотя стоит признать, что кок был весьма неплох.
Гостеприимный тавернщик уже разливал ром по стаканам, понимая, что сегодня хорошо заработает. Я уселся рядом с моряками и бросил на тяжёлую дубовую столешницу серебряную крону, с которой на нас глядел старый король Яков. Тавернщик моментально переместился ко мне. Одно отточенное движение - и монета уже покоится где-то в его рукаве, а сам тавернщик подобострастно улыбается, переключая всё свое гостеприимство на меня.
- Наливай. Всем.
Моряки встретили это одобрительным рёвом, от которого, кажется, сотрясались стены. Сегодня каждый мог позволить себе выпить, но от халявы не откажется никто. Стаканы мигом наполнились до краёв, таверна наполнилась шумом, криками и хохотом.
Тёплый, обжигающе крепкий ром отдавал сивухой, деревом и сахаром, но никто не обращал внимания на качество. Главное, чтобы он бил в голову сильнее, чем ослиное копыто, а остальное неважно. Рядом с матросами уже нарисовались местные девки, которые сразу принялись очаровывать захмелевших флибустьеров, тихо и ненавязчиво принуждая их расстаться с деньгами.
Я оттолкнул от себя одну из них, залпом осушил очередной стакан и, наконец, огляделся. Немногочисленные завсегдатаи сидели небольшими группками, глядя на нас с презрением и злостью. Что ж, сегодня здесь гуляем мы. Наши матросы кутили, не обращая внимания ни на что. Даже сам Иисус, вернись он сегодня с небес, не смог бы отвлечь их от еды, женщин и выпивки.
Среди моряков сидел Филипп со стаканом в руке, угрюмый до невозможности. Его пыталась обнять и поцеловать какая-то местная девка, но француз не поддавался.
- Филипп! Иди сюда! - рявкнул я и помахал ему рукой.
Француз с облегчением встал и пошёл ко мне. Я спихнул с соседнего места кого-то из матросов, указал ему на освободившуюся девку и тот с великим удовольствием поменялся местами с Филиппом.
- Сколько ты уже выпил? - спросил я, когда француз сел рядом, держа в руке полный стакан.
- Нисколько.
- Давай пей! Это приказ! - прорычал я и стукнул пустым стаканом по столу.
- Ты губишь свою душу, - вздохнул он, заглядывая в стакан, в котором плескалась мутная тёмная жидкость. - И мою заодно.
- Наши души будут гореть в аду! Верно, ребята!?
Ответом мне стал дружный рёв, в котором угадывались одобрительные выкрики.
- Пей. Ты теперь капер его королевского Величества, а значит, все грехи он берёт на себя. Ты храбро бился на абордаже.
Филипп вздрогнул.
- Лучше бы я не просыпался в ту ночь. Когда ты меня чуть не убил.
- Но ты жив, значит, этого хочет Бог! Пей и забудь про всё. Сегодня вечером надо отдохнуть.
- Я не хочу быть здесь, - сказал он. Похоже, он меня совсем не слушал.
- Ладно, ты мог сегодня остаться на корабле, дежурить. С тобой бы кто угодно поменялся, и даже доплатили бы.
- Я хочу домой.
Я заглянул в пустой стакан и вздохнул.
- Я тоже. Но моим домом был мой корабль.
Дверь таверны распахнулась, и внутрь вошёл Томас, как всегда, щегольски одетый и источающий обаяние. Капитан умел работать на публику. К нему сразу же подбежали несколько девиц, тавернщик налил ему вина, а какой-то матрос уступил капитану место за столом. Том взял стакан и отсалютовал всем присутствующим, его поприветствовали в ответ. Я тоже поднял стакан одновременно со всеми.
Он сидел чуть поодаль от нас, вполоборота, и я мог видеть его лицо. Капитан пил и смеялся вместе со всеми, но во взгляде его то и дело проскальзывала скрытая тревога. Угроза. Внешне он выглядел абсолютно спокойным и расслабленным, но я видел, как он украдкой оглядывался на дверь, посматривал на тавернщика и местных девок, хватался за нож, когда кто-то входил или выходил.