Снизу что-то кричал Томас, среди брани и проклятий я сумел различить обвинения в трусости, воровстве и предательстве. Похоже, капитан так и не понял, как дело обстоит на самом деле.
Золото, никому не нужное, валялось на палубе, и я отшвырнул его в сторону, чтоб не мешалось. Мы взялись за брасы, и стали поворачивать грот-рею к ветру. Парус несколько раз оглушительно хлопнул, но выдержал, и вскоре потащил нас вперёд, одновременно разворачивая 'Левиафана' носом к врагу. Я молил всех богов, обещал им всё, что только можно, лишь бы не попасть под продольный залп книппелями, который срубил бы все мачты и оставил нас совершенно беспомощными.
Николас выбежал на палубу, и, не говоря ни слова, взялся брасопить реи вместе с нами.
- Где остальные!? - спросил я.
- Спят, - сказал голландец. - Похоже, ваш кэп что-то подмешал им в вино.
- Проклятье! - прорычал я. - Томас, жадный ублюдок!
Положение казалось безнадёжным. Втроём нам не выстоять против целого барка испанцев, я это понимал совершенно ясно, но сдаваться на милость победителя не хотелось. Лучше погибнуть в драке, чем отплясывать на виселице.
Я кинулся к правому борту, чтоб сбросить верёвочный трап, но как только моя голова высунулась из-за леера, мимо уха просвистела пуля. Разъярённый Томас отбросил пистолет и схватился за другой.
- Кэп, не дури! Тот самый барк! - крикнул я, укрываясь за фальшбортом. - На траверзе!
- Не ври, Эдди! Я знал, что надо было тебя сразу пристрелить!
Сухо громыхнула пушка, словно кто-то изо всех сил ударил доской по доске. Испанские канониры уже пристреливались, следующий выстрел наверняка попадёт в цель.
Я выглянул и посмотрел на капитана. Лицо его забавно вытянулось, но он быстро взял себя в руки.
- Живее все на корабль! Эд, поднимайте шлюпку! - приказал он.
Десяток никудышных моряков и один корсар всё-таки лучше, чем ничего, и я спустил фалинь, чтобы гребцы закрепили его на мачтовой банке. Филипп скинул верёвочную лестницу, и ныряльщики скорее поднялись на борт. Мы втащили шлюпку с золотом наверх и закрепили на шлюпбалках.
Томас шагнул на палубу и вгляделся в приближающийся корабль.
- Проклятые паписты, - сказал он.
Мокрые и усталые индейцы полезли ставить остальные паруса под чутким руководством Николаса, а мы спустились вниз, к пушкам. Как и прежде, на нижней палубе густым зловонием висел перегар, и обессиленные пьяные матросы лежали вповалку.
- Ты чем их напоил, чёрт подери, - хмыкнул я, переступая через спящее тело.
- Всем, что было, - ответил капитан, хмуря брови. - Сейчас живо поднимутся.
Том взял фитиль, раздул посильнее и приложил к заряженной нами пушке. Полутёмная нижняя палуба тотчас же заполнилась грохотом и едким пороховым дымом. Я выглянул наружу - в нескольких ярдах от 'Сан-Сервандо' плеснуло.
- Выше цель! - приказал я.
Пьяные моряки начали с криками и шумом просыпаться, кто-то вскочил и неосознанно схватился за оружие. Канониры подбежали к своим пушкам, и я представил, как у них сейчас двоится в глазах.
Пираты один за другим подносили фитили к затравочному отверстию, и 'Левиафан' дал, наверное, худший залп в своей жизни. Во вражеское судно попало от силы два-три ядра, не причинив особого ущерба.
- Баньте сильнее! - приказал Томас, перекрывая голосом шум сражения.
Похоже, сегодня команду 'Левиафана' ждёт самое мучительное сражение за всю историю морских боёв. Я ещё раз взглянул на команду - они хоть и не проснулись окончательно, но уже могли стрелять самостоятельно, без приказа. Старший канонир смотрел мутным взглядом на своих орлов и сыпал проклятиями, а значит, можно заняться более важными делами.
Мы выбежали на палубу, яркий солнечный свет ударил мне в глаза, я запнулся о ступеньку и проехался лицом по доскам. Громыхнул выстрел, и точно над моей головой просвистело ядро, я почувствовал жар раскалённого чугуна. Ядро сломало фальшборт, щедро окатив меня щепками, и улетело дальше, в океан. Сердце бешено рвалось из груди, во рту моментально пересохло, а ноги стали ватными от страха, но я вскочил и побежал дальше.
Капитан встал за штурвал, а я рванулся к парусам, ставить и брасопить их вместе с остальными. Сейчас не время размышлять, время действовать. Я взялся за шкот, и изо всех сил потянул на себя. Облизнул губы - и почувствовал солёный вкус крови и пороха.
Испанец приблизился уже на мушкетный выстрел, на квартердеке выстроилась рота солдат, выцеливая наших матросов на вантах. Что-то потянуло меня вниз, я поскользнулся на луже крови и снова растянулся на палубе. Мушкетная пуля жужжащей мухой вонзилась в мачту прямо в том месте, где только что была моя голова.