Над испанцем поднялось серое облачко дыма, и через мгновение раздался грохот выстрела. Небольшое чёрное ядро просвистело в воздухе и с громким плеском упало в воду неподалёку от нашего правого борта.
— Недолёт, — констатировал я с напускной бравадой. От выстрела я даже не шелохнулся, но в глубине души всегда боялся артиллерии.
— Сейчас пристреляется, — хмыкнул француз и снова перекрестился.
— Жаль, у нас пушки нет.
— На кой нам, рыбакам, пушка? — удивился Филипп. — У нас даже на острове стрелять-то некого, а в море только разве чаек пугать.
— А мне бы пригодилась, — вздохнул я.
— У тебя пистолет есть, стреляй, — фыркнул он и снова взялся за шкоты, ловить ветер.
Мой ответ заглушился очередным пушечным выстрелом. Ядро, пролетев чуть дальше предыдущего, тоже упало в воду и окатило наш баркас солёными брызгами.
На испанском корабле что-то кричали, но я посоветовал им убираться к дьяволу. Испанский язык я знал чуть лучше французского.
В этот момент парус несколько раз хлопнул и безвольно повис. Прямые паруса вражеского барка тоже бесполезно висели на реях.
— Ну, сейчас точно пристреляется, — механически произнёс я, и почувствовал, как от полуденного зноя вспотела спина.
Филипп ничего не ответил, привязывая парус к рангоуту.
— Садись на вёсла, капитан, — он впервые за день улыбнулся.
— Черти тебя раздери! — воскликнул я и скорее побежал помогать своему попутчику.
Длинные вёсла баркаса раз за разом вздымались и опускались, и наш «Морской дьявол» продвигался дальше, пока испанский патруль ждал ветра. Прогремел ещё один выстрел, но нас только качнуло волнами, и капитан барка решил больше не тратить боеприпас на такую мелочь.
В тишине полуденного штиля казалось, что на испанском корабле кто-то кричал и проклинал чёртовых везучих лягушатников, но на самом деле это были всего лишь чайки.
2
Ветер немного поднялся ближе к вечеру, когда вражеское судно вновь стало белым пятнышком на линии горизонта. За это время мы несколько раз успели отдохнуть, сменить друг друга на вёслах и заработать новые мозоли на жёстких ладонях. После изнурительной гонки мы оба предпочли бы вернуться под пушечные выстрелы, лишь бы не грести снова. Я поднял парус, взял курс обратно к Гваделупе и растянулся на палубных досках.
Из пленительных объятий Морфея меня вырвал Филипп, настойчиво трясущий меня за плечо.
— Капитан, ужинать пора, — вздохнул он. Выглядел молодой рыбак так, словно только что встал из могилы. Красные ввалившиеся глаза, здоровенная шишка на голове, заострившийся нос. Похоже, в отличие от меня, он не спал, а следил за кораблём.
— Да, отдохни пока.
Ужином оказалась горсть сухарей и стакан затхлой воды. Если до завтра мы не придём в Бас-Тер, то нам придётся туго.
Солнце радостно играло лучами на волнах, словно покрытых ослепительной чешуей. Свежий солёный ветер дул прямо в корму, и косой парус баркаса приобрёл гордую лебединую стать. Я встал на носу корабля и закрыл глаза.
— Вот ради этого-то я и пошёл в море, — произнёс я, улыбаясь после тяжёлого дня.
— В пираты? — спросил Филипп, устало привалившись к мачте.
— Ну, в пираты я пошёл ради золотых дублонов.
— Стало быть, не очень успешно, если пришлось наш баркас забирать, — рыбак взглянул мне в глаза, и я на секунду устыдился.
— Может быть и не очень. До того момента всё шло хорошо, — ответил я.
— И у нас тоже, — буркнул француз.
— Если бы я не пошёл в пираты, то сейчас гнил бы в какой-нибудь канаве в Лондоне. Но мне посчастливилось оттуда удрать, и теперь я здесь, я жив, и у меня, по крайней мере, есть свой корабль.
— Никогда не бывал в Лондоне, — хмыкнул Филипп.
— Ты, наверное, дальше своего островка и не ходил никуда, — предположил я.
— Не довелось. Ну да на всё воля Божья.
Я фыркнул и прошёлся взад-вперёд по палубе. В религии я разочаровался ещё на лондонских улицах, когда понял, что бессмысленно уповать на бородатого дядьку на облаке. Ловкие пальцы, быстрые ноги и острый нож помогали мне выжить гораздо чаще, чем все боги, вместе взятые.
— В кого ты вообще такой набожный?
— В отца. Ты его с палубы скинул, — нахмурился рыбак.
— Пришлось, — я развёл руками.
— Оно и к лучшему, — к моему удивлению, Филипп улыбнулся. — У меня на Доминике ещё две сестры, надо же их кому-то кормить. Пусть лучше отец там останется. Видишь, Господь не допустил плохого.
Я расхохотался в ответ. Богословские споры с фанатиком — это как спорить с кирпичной стеной, никакого результата не будет. Но ради интереса я продолжил.
— Однако твой бог допустил, что я искупал твоего отца, чуть не раскроил тебе голову и украл ваш корабль.
— На всё воля Божья, — снова улыбнулся француз. — Может, оно всё и к лучшему.
Я снова рассмеялся. Непрошибаемый болван.
На следующее утро пресной воды у нас осталось на самом донышке. Сухари кончились вчера вечером, так что нам пришлось размачивать оставшиеся крошки в своей порции воды и завтракать получившимся бульоном.
Вдалеке на севере уже виднелись горы французского острова, поросшие густым тропическим лесом, поэтому сбиться с курса мы уже не могли. Зато мы могли сойти с ума на такой жаре, зная, что воду надо беречь. Изнуряющий зной сушил нас с самого утра, и я уже дважды успел прыгнуть за борт, чтобы искупаться в тёплом Антильском море.
— Может, рыбы половим? — предложил я, глядя на рыбацкие сети.
— На жаре протухнет, — отмахнулся Филипп, сидя в тени паруса и с тоскою глядя вдаль. — Бочек нет, на палубе протухнет, из трюма потом не достать.
— Даст бог, не протухнет, — не преминул я подколоть француза.
— На Бога надейся, а сам не плошай, — равнодушно ответил он.
— Экий ты Фома Неверующий.
Филипп в ответ только фыркнул и отвернулся. Я же прошёл на нос и всмотрелся в очертания берега. Нужно было придумать план действий, и снова красть чью-то лодку мне не хотелось. Ни денег, ни еды, ни шансов поймать пиратский бриг — на Гваделупе меня не ждало ничего хорошего, но с такими припасами ничего другого не оставалось. К тому же, на острове придётся высадить Филиппа, а может, и вовсе оставить ему баркас. И начинать всё сначала.
Ветер гнал наш кораблик к берегу, и когда вдали я стал различать корабли и дома, а ветер стал приносить не только крики чаек, но и людские голоса, то скомандовал Филиппу убирать парус.
— Капитан, нешто на вёслах пойдём? — с некоторой обидой в голосе спросил рыбак, но приказание исполнил. Пистолет, как мой символ власти, был всегда на виду и всегда под рукой.
— Доставай сети, рыбу ловить будем. Порожняком в порт заходить не хочу, — я заложил руки за спину и уставился на горизонт.
— Ага, нас потом местные заклюют, — хмыкнул француз. Судя по всему, он мечтал поскорее сойти на берег и избавиться от моего общества. И я был готов его понять.
— Уговорил, правь к берегу, — зевнул я и принялся собирать вещи.
Я забрал себе тесак, который нашёл здесь, на баркасе, и заткнул его за пояс из обрезка линя. Вид у меня был оборванный, даже жалкий, от прежней элегантности капитанского мундира остались только лохмотья рубашки. В приличное общество в таком виде меня не пустят. Но сейчас мне хотелось только отправиться в какую-нибудь таверну и хорошенько надраться.
Филипп пришвартовал кораблик без какой-либо моей помощи, и я сошёл на берег вслед за ним.
— Ну, так и быть, на этом расстаёмся, — произнёс я, натягивая фальшивую улыбку.
— Даст Бог, свидимся, — Филипп улыбнулся уже вполне искренне.
— Молись, чтоб не в море.
— Я лучше помолюсь за тебя.
— Не думаю, что мне это поможет, — усмехнулся я. — Не забудь воды набрать.
— Так, а чего это мы отмечаться не идём? — раздался недовольный возглас какого-то портового начальника. Все окрестные грузчики, солдаты и моряки тут же уставились на нас.
— Бери судовой, иди отмечайся, — я похлопал Филиппа по плечу и поспешил уйти, оставляя его самостоятельно разбираться со всей этой волокитой.