Водитель – приятный мужчина лет тридцати пяти в костюме и белой рубашке, сообщил, что мы поедем в ресторан, где меня ожидает Андрей Дмитриевич.
– Дорога займет около сорока минут, включить для вас музыку? Какую вы предпочитаете? – Он обращался ко мне на «вы», и это было непривычно.
– Классическую, – выдохнула я, решая продемонстрировать отличное воспитание.
Ресторан я узнала сразу. И весомую вывеску «Конте-Конти», и витринные окна, и темно-серые стены я видела на фотографиях. Это роскошное заведение принадлежало моему отцу, и я даже помнила некоторые названия блюд из меню. Печеный сладкий перец с лососем и соусом песто, ягненок с булгуром и грибами, паста с копченой уткой, вялеными томатами и моцареллой… Из чего можно было сделать вывод, что память на блюда у меня хорошая. Наверное, во мне начали просыпаться гены Андрея Дмитриевича.
«Интересно, я смогу назвать его папой? И нужно ли это делать сейчас?»
Менеджер встретил меня около входа. Я, запинаясь, представилась, и мы направились во второй зал. Приглушенная музыка с воздухом влетела в легкие и завибрировала под ребрами. Я шла, оглядываясь по сторонам, впитывая обстановку, и быстро отмечала детали, чтобы потом, вернувшись, отыскать их на фотографиях. Просто так.
Круглые и квадратные столики из темного дерева, огромные коричневые часы на стене, мозаика из кусочков черно-белых фотографий. Люстры, лампы… Большой аквариум, где в подсвеченной воде лежат странные ракушки. Барная стойка и много искрящихся бокалов. Ряды бутылок на двух полках.
– Проходите, пожалуйста, – произнес менеджер и указал на тяжелую бархатную штору светло-бежевого цвета. Отодвинув ее, он вежливо улыбнулся.
Чуть помедлив, я перешагнула порог комнаты и сразу встретилась взглядом с Андреем Дмитриевичем Уваровым. Моим отцом. Увидев меня, он резко поднялся и тихо произнес:
– Вот мы и встретились.
Бывают моменты, когда ты чувствуешь себя главным героем книги или фильма. Приблизительно такая уверенность и вспыхнула в душе. И еще показалось, будто на меня направлены огромные прожекторы, которые мешают смотреть и одновременно наполняют тело искрящимся светом. Или это мешали слезы. Несколько раз моргнув, глубоко вдохнув и выдохнув, я прогнала их прочь.
– Здравствуйте, – торжественно произнесла я и тут же почувствовала себя глупо.
Андрей Дмитриевич улыбнулся, указал на уютное кресло и ответил:
– Тебе вовсе не обязательно быть со мной на «вы». Разве мы чужие друг другу люди?
Холодные сомнения, ерзающие в душе последние два дня, задрожали, зарябили и стали полупрозрачными. Ноги оторвались от земли, и я понеслась в иную вселенную, где каждая мечта обязательно сбывается… Потому что иначе просто не может быть.
Кивнув, я села в кресло и осторожно посмотрела на отца. Фотографии не врали, он был красив и походил на аристократа. На графа. И темно-серый костюм ему очень шел. И белая рубашка с расстегнутой верхней пуговицей тоже. Если такая одежда всегда сковывала моего дядю, будто на него надели футляр, то с Андреем Дмитриевичем… то есть с папой… все было иначе. Пиджак казался самой свободной вещью на свете.
Я сразу поняла, что внешне мы не похожи, но расстроиться по этому поводу не успела.
– Как же ты похожа на свою маму, – мягко произнес Андрей Дмитриевич и прищурился. Его глаза потемнели, а между бровями появилась глубокая складка. – Удивительно…
– Да, – согласилась я. – Мне это говорили.
– Сядь ближе. И расскажи о себе. Как ты жила все это время?
Я встала, подвинула кресло и опять села. Андрей Дмитриевич сразу взял меня за руку и сжал пальцы, точно желал убедиться, что я настоящая. Пожалуй, он и смотрел на меня как на привидение, появившееся неизвестно откуда. Наверное, он видел вовсе не меня… А мою маму. Интересно, сильно ли они любили друг друга и почему расстались?
Мне было важно понять, какие чувства теперь переполняют душу. И я не сразу, а чуть помедлив, насладившись появившейся уверенностью, принялась рассказывать о жизни в доме дяди и тети. Конечно, многие подробности были лишними и не стоило их озвучивать. Но и врать не хотелось. Поэтому биография получилась довольно краткой и сухой. Я следила за реакцией Андрея Дмитриевича, и мне сразу понравилось, что он слушает внимательно и на его лице точно не отражается равнодушие.