– Ну-у… – протянула я, немного растерявшись.
– Не смущайся, скоро ты ко многим вещам будешь относиться иначе. Во всяком случае, я на это очень надеюсь.
Мне принесли воздушный десерт нежно-розового цвета, украшенный белыми пиками взбитых сливок, клубникой и забавными кудряшками из белого шоколада. Пожалуй, ничего вкуснее я никогда не ела, о чем сразу и сообщила. В ответ раздался счастливый смех моего отца. Потом я ела мороженое, облитое карамелью и обсыпанное жареными орехами. Вообще я всегда считала, что сладкого много не бывает.
– Я хочу, чтобы ты переехала ко мне, – сказал Андрей Дмитриевич, как только официант унес тарелки и чашки. – Юрий Викторович и Марина Аркадьевна официально являются твоими опекунами. Понадобится время, чтобы восстановить меня в правах отца. Возможно, будет судебное разбирательство, которое продлится долго… Но интуиция подсказывает, что я смогу уладить все вопросы довольно быстро. Главное – это твое решение. Я буду ждать столько, сколько потребуется, но мы и так потеряли годы. Дженни, пожалуйста, подумай и соглашайся. Ты – моя единственная дочь, и я сделаю все, чтобы ты была счастлива.
– Дядя и тетя меня точно не отпустят, – прошептала я, представляя реакцию Юрия Викторовича и Марины Аркадьевны.
– Пусть это тебя не беспокоит. Но… я не понял. Ты согласна переехать ко мне в самое ближайшее время?
– Вы обещали рассказать про маму, – робко напомнила я, хотя знала ответ на поставленный вопрос. И еще в свои пятнадцать лет я знала, каким образом можно добиться согласия дяди и тети. Существовал лишь один способ: предложить им деньги. Конечно, пообщавшись с Юрием Викторовичем, мой отец понимал, какие у меня родственники… И от этого было неловко и хотелось срочно сменить тему. Будто я в чем-то виновата.
Осуждала ли я Андрея Дмитриевича за то, что он собирался купить право быть со мной? Нет. Тысячу раз нет! Где-то в глубине души страх ерзал и кашлял: «А не боишься оказаться в чужой семье? Ты же понятия не имеешь, что там тебя ждет». Я тряхнула головой, отгоняя мысли и, заглянув в глаза отцу, спросила: – Где вы познакомились и когда?
Я не сомневалась, что поверю каждому слову, но не потому, что на земле вдруг отменили ложь. А просто у Андрея Дмитриевича вновь вздулась на виске вена и по лицу пронеслась тень. Будто возвращение в прошлое было тяжелым, а память никогда и не теряла минут и часов, связанных с моей мамой.
Поднявшись, отодвинув кресло, Андрей Дмитриевич подошел к окну и встал ко мне спиной. Комната была небольшой, нас разделяла лишь пара метров, но показалось, будто между нами значительное расстояние. Или даже прозрачная, но толстая стена. Голос точно летел издалека, его обволакивало эхо долгих лет.
– У твоей мамы сломался каблук, и она стояла на тротуаре, держа в руке туфлю, и так искренне ругала ее, что я притормозил и вышел из машины. – Андрей Дмитриевич явно улыбался, вспоминая этот момент. – Я спросил: «Вам нужна помощь?» А она ответила: «Если вы сапожник или у вас есть хотя бы гвозди и молоток, то вы – мой герой». Какой же красивой она была и как улыбалась… Я любил ее иронию и легкость. Маша… Маша… Ей еще не исполнилось восемнадцати, а мне уже было двадцать восемь. И, кажется, разница в возрасте нас только сближала, потому что… – Андрей Дмитриевич немного помолчал. – Потому что ей, как и тебе, требовался защитник. Давай назовем это так. А мне очень не хватало сказки… Маша училась, я работал, но мы виделись почти каждый день, и это было счастье. Вот только иногда она становилась грустной, а я не мог понять: почему? Знаешь, у тебя такие же конопушки на носу, как и у нее. Самые лучшие конопушки на свете… А потом твоя мама исчезла. Написала эсэмэску: «Прости, все закончилось, не ищи меня…» Она съехала из общежития и сменила номер мобильного телефона. – Андрей Дмитриевич развернулся и качнулся, будто на него налетел неведомый и неожиданный порыв ветра. – Администратор в общежитии оказался человеком сговорчивым, и мне удалось узнать домашний номер телефона Маши в Анапе. Но она не стала со мной разговаривать. Лишь сказала: «Не звони больше, не береди прошлое. Все закончилось». Трудно стучаться в закрытую дверь, особенно когда чувствуешь себя ненужным. Тогда я сделал попытку вычеркнуть твою маму из своей жизни. Сейчас бы я так не поступил… Не знаю, почему Маша уехала и почему скрыла от меня, что ждет ребенка… Дженни, поверь, я не совершил ничего плохого, и на некоторые вопросы я бы и сам хотел узнать ответы. – Преодолев расстояние между нами, Андрей Дмитриевич наклонился, уперся правой рукой о край стола и внимательно посмотрел на меня: – Дженни, согласна ли ты переехать ко мне как можно скорее? Или ты хочешь подумать?.. Поверь, я приму любой ответ и буду ждать, сколько потребуется.