Настёна увидела меня, всплеснула руками, подскочила поближе, по сторонам огляделась и выпалила:
- Барин, банька готова, лёгкого Вам парочку!
- Благодарствую, - я хмуро посмотрел на какую-то странно взбудораженную горничную, - только ответьте мне, сударыня, что Вы делаете здесь, если я лично приказал Вам быть неотлучно при Елизавете Андреевне?
Девица расплылась в проказливой улыбке, глазами на меня озорно блеснула:
- Так барышне моя помощь без надобности, она не одна.
Ещё не легче. Настроение рухнуло вниз с грохотом горного обвала, даже париться расхотелось. Я стиснул зубы, стараясь сохранить хотя бы внешнее спокойствие, и с трудом выдавил, чувствуя себя заржавевшим роботом:
- Не могу не спросить, и с кем же?
Настёна озорно хихикнула:
- Так знамо дело, с кавалером. И если дело сладится, как должно, то всё у барышни будет самым расчудесным образом!
Кто бы сомневался. Петенька хоть и сущий телёнок, а угрозу своему благополучию почувствовал, на меня глазами засверкал, да и вообще после подаренного ему Лизой поцелуя, а паче того случившегося объяснения, осмелел чрезвычайно. До соблазнения он, конечно, не дойдёт, но в чувствах своих обязательно изъяснится, причём в максимально витиеватой форме, чем непременно покорит, если ещё не покорил, девичье сердце. Я стиснул кулаки, головой тряхнул, словно овода назойливого прогоняя, и широким шагом направился в баню, едва кивнув на пожелание лёгкого пара. О какой лёгкости может идти речь, когда на сердце Помпеи после извержения Везувия: всё пеплом стало и под метровым слоем лавы погребено?! А самое поганое то, что я сам, умница редкостная, сделал всё, чтобы Лизу оттолкнуть, за сердце своё, барышня, блин, тургеневская, беспокоился, боли избежать хотел! Нет, тысячу раз права соседка-душеведка, психолог, в смысле, когда говорила, что наши страхи – это тайные желания, а я тогда, помнится, в лицо ей рассмеялся. Дьявол, всё зло от этих умниц и красавиц, только без них жизнь становится пустой и абсолютно бессмысленной.
Я опять сдавленно зарычал, влетел в просторный, одуряюще пахнущий деревом и почему-то мёдом предбанник и от души бухнул за собой дверью. Ну вот, совсем как дитя малое, которое таким нехитрым способом сообщает миру о своём недовольстве, а ведь по факту взрослый мужчина, в прошлом боевой офицер, в настоящем столичный следователь! Я смущённо хмыкнул, шмякнул чистую одежду на широкую цвета гречишного мёда лавку и принялся стягивать с себя рубашку, от нетерпения и с непривычки, всё-таки фасон отличается от тех, к которым я привык, путаясь в рукавах и пуговицах. За дверью, которая вела в саму баню, внезапно раздался тихий шорох. Я бросил рубашку на пол, чтобы она не сковывала движений, и бесшумно скользнул к двери, прислушиваясь и едва ли не принюхиваясь ко всему, что меня окружало. Был шорох или померещилось? Может, ветка шиповника стену царапнула? Наученный горьким боевым опытом, я не спешил распахивать дверь и вламываться в баню с дурным воплем: «Ой, да кто ж тут?», наоборот, отошёл на пару шагов в сторону, чуть присел и осторожно стукнул костяшками по косяку, достаточно громко, чтобы быть услышанным, но при этом не слишком сильно, дабы установленная ловушка (плевать, что для растяжек, мин-лягушек и прочей взрывчатой пакости время ещё не пришло) не могла сработать.
- Входи, Настасья, - откликнулся на стук звонкий девичий голосок, дверь с усилием распахнулась, обдав меня влажной жарой, пахнущей квасом и вереском, и на пороге в одной облегающей, ставшей бесстыже-прозрачной длинной белоснежной рубахе появилась Лиза.
Я застыл на месте, разом онемев и оглохнув и переводя взгляд с высокой упругой груди на гибкий стан и просвечивающий сквозь намокшую ткань тёмный треугольник между ног. Разумом я прекрасно понимал, что нужно немедленно извиниться и уйти, хотя бы банально отвернуться, но тело категорически не желало повиноваться и лишать себя столь чарующего зрелища.
- Ой, - хрипло прошептала барышня, инстинктивно делая крошечный шажок назад и словно магнитом притягивая меня к себе, - Алексей Михайлович… Что ты… Вы…
Лиза продолжала пятиться, совершенно не глядя под ноги, я следовал за ней, словно шнурок за ботинком, едва ли осознавая, что именно происходит, как вдруг барышня приглушённо вскрикнула, взмахнула руками и грянула на пол.
- Лиза! – я бросился к Елизавете Андреевне, положил руки ей на плечи, с тревогой всматриваясь в лицо. – Что случилось, ты цела?!
Зелёные, блестящие от слёз глаза глянули на меня из-под пушистых ресниц, по губам барышни скользнула робкая улыбка: