Я хотела спросить, что всё это значит, но не успела, перед глазами словно бомба взорвалась, мир выгнулся дугой, разлетелся на куски и завертелся в бешеном вихре, из которого появлялись дорогие сердцу моменты, невесть почему исчезнувшие из памяти: наши встречи с Алексеем и совместные расследования, поцелуи, ревность и непонимание, сметающая всё на своём пути страсть и бесконечная нежность.
- Алёшенька, - я прижала ладошки к пылающим щекам, требовательно глядя на господина Князева. – Где он, что с ним, он жив?
- Жив и очень хочет увидеться, но… Никита Григорьевич помолчал, - я не уверен, что Вы согласитесь.
- Нужно будет ехать в Петербург? Я готова!
- В Петербург, но не знакомый Вам, а в будущее.
Что? Если это шутка, то она глупа и жестока!
- Послушайте меня, сударыня, - господин Князев взял меня за руку, требовательно заглянул в глаза, - то, что я Вам расскажу, покажется странным и нелепым, но я клянусь Вам, что это правда.
- Я слушаю Вас, - я сцепила руки, готовясь к новостям, кои вряд ли окажутся хорошими, с таким-то началом разговора!
- Лучше смотрите, так быстрее, - вздохнул Никита Григорьевич и махнул рукой.
Передо мной стали разворачиваться картины непонятные, волнующие, а порой и совершенно жуткие: разгоняющие шествие студентов, среди коих там и тут встречались что-то кричащие дамы, казаки, горящие поместья, распухшие от голода малыши и странные серые бараки, из труб которых поднимается к небу чёрный дым. А потом я увидела Алексея, то крадущегося по каменистой тропе в странной пятнистой одежде, настороженного, чутко ловящего каждый звук, то в тёмно-синем, непривычного кроя мундире, строгого и неприступного словно мраморная статуя, то беззаботно-смеющегося, то пепельно-серого от внутренней боли и отчаяния. Алёшенька, сокол мой ясный… Я всем сердцем рванулась к нему, горя от желания обнять, прижаться всем телом, поцелуем стереть морщинки боли и усталости.
- Вас с Алексеем разделяет более ста лет.
Я неверяще покачала головой, отказываясь понимать происходящее и считая всё злой шуткой, не более:
- Не может быть.
- Может, потому что это так и есть. Если Вы захотите, Елизавета Андреевна, я помогу Вам переместиться к Алексею, но, - Никита Григорьевич поднял вверх палец, - попрошу запомнить: обратной дороги не будет. Вы никогда больше, подчёркиваю, никогда, не вернётесь сюда, не увидите свою ма… тётушку и прочих родственников.
- А что с ними будет? – по тем картинкам, что я успела заметить, было нетрудно понять, что надвигается что-то страшное и необратимое, да и дядюшка с Фёдором Ивановичем о чём-то подобном говорили, причём неоднократно.
- С ними всё будет благополучно, я Вам это обещаю. Итак, сударыня, Вы готовы отправиться к Алексею? Учтите, подобное предложение я делаю только один раз. Вы готовы преодолеть время для встречи с Алексеем?
Я прикусила губу, разрываясь между любовью к родным и стремлением попасть к Алексею. Господи, как же это непросто, выбирать!
- Я жду, сударыня, - голос Никиты Григорьевича был подобен вечным льдам, о коих написано в большой энциклопедии, которую дядюшка привёз мне из Лондона. Как тогда тётушка огневалась, она была свято убеждена, что девице не подобает забивать себе голову всякой учёностью, от коей нет ни малейшей пользы, лишь сплошной вред, ведь умные девушки, со слов тёти, отпугивают женихов. А вот Лёша, наоборот, с удовольствием обсуждал со мной дела служебные, и его моё благоразумие ничуть не пугало, вот так вот.
- Сударыня, Ваш ответ? Вы отправитесь к Алексею или останетесь здесь? Ещё раз напомню: обратной дороги не будет.
Что же выбрать, что ответить: да или нет? Сейчас для меня в этих коротких словах заключались судьбы целого мира, вся моя дальнейшая жизнь. Согласиться и отправиться к Алексею? А как же тётушка с дядюшкой и прочие родственники? И пусть некоторые, например, Фёдор Витольдович с Олегом Петровичем будут счастливы, если я исчезну, то для Василия Харитоновича, да и тётушки, сие может стать серьёзным ударом. Остаться с ними? А как же Алёшенька, я же тогда его никогда больше не увижу. Готова ли я к тому, чтобы прожить всю жизнь, сожалея об упущенной возможности, каждый раз выискивая среди прохожих знакомую фигуру и снова, и снова убеждаясь, что это не он? Нет, такую муку мне не перенесть, значит, нужно соглашаться. А как же мои родные? Я стиснула пальцами виски, закрыла глаза, разрываясь между желанием броситься к Алексею и болью от неизбежной разлуки с родственниками, коих я никогда более не увижу.
- Время истекло, сударыня, - Никита Григорьевич взирал на меня словно неподкупный судия, - Ваш ответ?