Алексей старался избегать всевидящих очей и всеслышащих ушей бдительной соседки, он и раньше не любил сплетен, а уж после смерти Лики и вовсе замкнулся, сведя до минимума связи с внешним миром, но сейчас Виталина Геннадьевна могла оказать бесценную услугу. Кто, как не она, сможет быстро найти покупателя на эту квартиру? Только Никита, но его напрягать по такой ерунде было неловко. Вот Алексей и подготовился тщательно к визиту к соседке, дабы её зоркие (а всё на слабость зрения да слуха жалуется!) глаза не увидели следов отчаяния и запустения, и не разнесла бы она скорбную весть о гибнущем во цвете лет добром молодце дальше по свету.
«Лишь бы дома была», - запоздало подумал Корсаров, уже стоя перед дверью бдительной соседки и нажимая кнопку звонка.
Конечно, Виталина Геннадьевна уверяла, что у неё больные ноги, высокое давление, и вообще она инвалид и не сегодня, так завтра всенепременно скончается, но пока если смерть и вспоминала об этой даме, то в кошмарах, после которых испуганно озиралась, поглубже натягивала на голову капюшон и суеверно трижды сплёвывала через левое плечо, стуча по рукоятке косы.
Дверь открылась после первого же раскатистого «та-та-а-ам», живо напомнившего Алексею о железнодорожных сигналах, извещающих о скором прибытии поезда. На пороге застыла памятником извечному женскому любопытству хозяйка: невысокая полноватая женщина с яркими, словно фломастером поставленными веснушками и густыми короткими каштановыми волосами, надёжно защищёнными от седины дорогой краской для волос. Дама, которую язык и инстинкт самосохранения не позволяли назвать старухой, близоруко прищурилась и всплеснула пухлыми руками:
- Ох ты господи, да никак Лёшенька пожаловал! Ой ты ж, касатик горемычный, да как же ты пережил утрату голубки-то своей белокрылой?!
У Виталины Геннадьевны риторических вопросов не было, а потому Алексей пожал плечами и неловко развёл руками:
- С трудом.
Острые, спрятавшиеся в опущенных складчатых веках чёрные глазки быстро обшарили всю мужскую фигуру, тщательно отмечая каждую морщинку, каждый седой волосок, каждую складочку на рубашке и новую проколотую ножом дырочку на ремне, поддерживающем джинсы. За время траура Алексей, и так-то не отличавшийся пышнотелостью, похудел ещё больше, на что обратил внимание лишь готовясь к визиту к соседке, когда ремень затянулся на штанах гораздо дальше старой обшарпанной прорези. Пришлось прорезать новую, пыхтя от усердия и в очередной раз давая себе зарок питаться как следует, чтобы костями на сквозняке не греметь.
- Да что же мы на пороге-то стоим, - закончив первое, визуальное, обследование всплеснула руками соседка и отступила на шажок в квартиру, бдительно придерживая рукой дверь. – Заходи, Лёшенька, сейчас обедать будем. Чай, изголодался по домашней пище-то? Без жёнки-то, поди, готовить совсем перестал, да и с ней не шибко много сальца нагулял. Не рукастая жёнка-то у тебя была, намаялся ты с ней, прости господи, грех так о покойнице говорить.
Виталина Геннадьевна набожно перекрестилась, чуть слышно шевеля губами. Алексей скрипнул зубами, но спорить не стал, помня, что спорить с соседкой, что штурмовать хорошо укреплённую крепость небольшим отрядом: времени и сил угробишь уйму, а толку не будет.
- Проходи, милый, - Виталина Геннадьевна указала Корсарову в сторону небольшой сияющей чистотой кухоньки, - обувь-то можешь не снимать, я пол нонче не мыла. У меня ведь спина так сегодня болит, прям еле с постели встала. И давление опять скачет, мушки чёрные перед глазами летают, еле вижу.
Алексей посмотрел на крепкую женщину, способную если не коня, то молоденькую лошадку на руках занести в горящую избу, и неопределённо кашлянул. Поддерживать медицинский разговор ему не хотелось, жаловаться соседка любила ничуть не меньше, чем сплетничать, а заставлять себя ждать Корсарову не хотелось. Конечно, друг всё поймёт и не осудит, но всё же врождённая пунктуальность вкупе с развитым в школьные годы чувством такта в один голос утверждали, что времени на пустые разговоры нет. Ни единой минуточки.
- Виталина Геннадьевна, - Алексей героически попытался вклиниться в пространный рассказ соседки о чёрствых и бездушных медиках со «скорой», которые отказались в очередной раз, всего восемь раз за ночь и позвонила им, паразитам, выезжать к ней делать укол и мерить давление.