Она была среднего роста, с девически стройной фигурой, с ясными глазами и нежным цветом лица, на котором не наложил отпечатка тропический климат. На ней был костюм для верховой езды, лицо прикрывала широкополая шляпа, рука сжимала хлыст.
— Я должна поговорить с вами, — заявила леди Корт. Её мелодичный голос портили резкие нотки.
Сидящий лицом к окну сэр Джеймс не повернулся на шум шагов. При звуке голоса жены он уронил салфетку на томик стихов.
— В таком случае королевские дела могут убираться к дьяволу, — сказал он, всё ещё не оборачиваясь.
— Вы занимаетесь королевскими делами за завтраком? — Её тон стал ещё более резким. — Неужели вы обязательно должны насмехаться надо мной, сэр?
— Не обязательно, — спокойно, даже вяло ответил сэр Джеймс. — Мне приходится прибегать к этому лишь тогда, когда вы говорите со мной подобным тоном.
— Меня не интересуют причины.
Леди Корт обошла стол, чтобы глядеть мужу в лицо. Её тонкие руки в перчатках сжимали хлыст, чувственные губы капризно скривились, острый подбородок агрессивно выпятился вперёд.
— Меня оскорбили, — заявила она.
Сэр Джеймс мрачно смотрел на неё.
— Естественно, — наконец промолвил он.
— Что значит «естественно»?
— Разве это ни случается с вами каждый раз, как только вы выезжаете верхом?
— Разумеется, так как вы не делаете ничего, чтобы положить этому конец.
Сэр Джеймс уклонялся от дискуссии. Он вообще предпочитал избегать споров с этой миловидной, но вздорной особой вдвое младше его, на которой он женился пять лет тому назад и которая с тех пор отравляла ему жизнь своим несносным характером и дурными манерами, принесёнными ею из дома своего торгаша-папаши.
— Кто же оскорбил вас сегодня? — устало спросил сэр Джеймс.
— Эта собака Хагторп! Мне бы следовало оставить его гнить на Барбадосе.
— Вместо того чтобы привозить его гнить сюда, не так ли? Что же он вам сказал?
— Сказал? Вы полагаете, что у него хватило наглости заговорить со мной?
Сэр Джеймс кисло улыбнулся. В эти дни утраченных иллюзий он хорошо понял, что основная беда его супруги в том, что она сразу почувствовала себя настоящей леди, не имея для этой роли им малейшей подготовки.
— Но раз он оскорбил вас…
— Он взглянул на меня и нахально улыбнулся.
— Улыбнулся? — Густые брови сэра Джеймса поползли вверх. — Но это могло быть простым приветствием.
— Ну конечно! Вы готовы даже стать на сторону раба против своей жены! Что бы ни случилось, я никогда не бываю права. Никогда! — И она презрительно фыркнула. — Ничего себе, приветствие! А если даже так, то с какой стати этот ничтожный раб должен приветствовать меня улыбкой?
— Бедняга хоть и раб, но родился он джентльменом.
— Джентльмен, нечего сказать! Проклятый бунтовщик, которого следовало бы вздёрнуть!
Глубоко посаженные глаза сэра Джеймса задумчиво рассматривали привлекательное лицо леди Корт.
— Неужели в вас нет ни капли жалости? — спросил он. — Вы меня просто удивляете. К тому же вы на редкость непоследовательны. Вам понравился этот парень на Барбадосе, что вы не могли успокоиться, пока я не купил его вам и вы не сделали из него грума, а теперь…
Но его речь была прервана ударом хлыста по столу.
— Я не желаю больше слушать! Вам нравится унижать меня и выставлять в дурном свете, но я знаю, что мне делать в следующий раз. Я разукрашу хлыстом всю его наглую физиономию! Это отучит его насмехаться надо мной.
— Весьма благородный поступок, — с горечью ответил сэр Джеймс, — и на редкость храбрый по отношению к человеку, который не может вам ответить.
Но леди Корт больше не слушала его. Удар её хлыста разметал по столу письма, которые внезапно привлекли её внимание.
— Не было пакета из Англии? — спросила она, и сэр Джеймс заметил, как участилось её дыхание.
— Я как будто уже говорил о королевских делах. Всё лежит здесь на столе, где, как вы изволили заметить, следует завтракать.
Леди Корт стала рыться в груде писем, рассматривая каждый пакет.
— А мне были письма?
Прошло ещё несколько секунд, прежде чем внезапно сжавшиеся губы сэра Джеймса раскрылись для уклончивого ответа.
— Я ещё не всё просмотрел.
Леди Корт продолжала копаться в письмах, её супруг наблюдал за ней исподлобья.
— Ничего нет? — удивлённо и разочарованно спросила она, нахмурив тонкие брови. — Совсем ничего?
— Вы же сами смотрели, — последовал ответ.