— Меа кульпа! — ударил поручик себя в грудь кулаком. — Мне нет прощения!
— Не паясничайте, вам не идет, — поморщилась панна. — Следуйте за мной. И пошла: сначала по коридору, затем в малоприметную боковую дверцу, выведшую на лестницу, ведущую в темный подвальный этаж. На стене она нащупала фонарь, зажгла свечу и стала смело спускаться.
«Эге, Митя, — встрепенулся Ржевский, — держи уши топориком!». В подземелье тоже оказался коридор, из которого влево и вправо вели какие-то ходы и двери. Одну из дверей Бася открыла ключом, они вошли и оказались в комнате с камином (от которого шло приятное тепло), столом и двумя креслами, а также альковом, завешенным тюлевой занавеской, за которой смутно виднелась обширная кровать с постелью.
Бася повесила фонарь у входа и зажгла канделябр, стоявший возле стола. Потом достала из-под стола корзину и стала выгружать из нее содержимое: полголовки сыра, кольцо колбасы, хлеб, яблоки и бутылку вина, а также нож, вилки и два бокала.
— Ваша подготовка к беседе мне нравится, — хохотнул поручик.
— Не стойте столбом, откройте бутылку. Это бургундское, которое привезли с собой французы.
— Они вас часто, видимо, навещали?
— Толкались вокруг, — ответила Бася, глядя прямо в глаза Ржевскому. — Точь-в-точь как вы. Но в этой комнате ни один не был.
— Похоже на комнату для тайных свиданий, — сказал так же прямо поручик.
— И это так. Здесь я встречалась со своим любовником, от которого родила Збышека.
— Это вроде бы тайна, которую вы до сих пор скрывали?
— Секрет Пульчинеллы, — усмехнулась Бася. — Только от посторонних.
Но даже вы смогли его узнать. Кстати, от кого?
— Спросите у Саши. Он дока по части распознавания секретов.
— Он сказал мне, что вы увлеклись Эвелиной Чаплинской. Это так?
— Я с ней познакомился всего лишь.
— Но она пригласила вас в гости?
— Да. В итоге я впервые обнаружил, что одержим бесом…
— Матка бозка! В чем это проявилось?
— В раздвоении чувств: сердце призывало меня сюда, к вашим ногам, а бес стал манить к этой даме. Но слава богу, это в прошлом. Войдя сюда, я придушил этого беса!
— Жаль. Мне нравится наблюдать бесенят в глазах мужчин. Они так вас подстегивают…
— Ну, может не придушил, а приручил. Да, точно: этот бес смотрит сейчас на вас и подзуживает меня на рискованные выходки…
— Например? Впрочем, я совсем вас заболтала, а вина так и не предложила. Налейте бокалы, поручик! И первой отпила из своего, глядя с легкой издевкой на замешкавшегося Митю. Вино пробудило у молодых людей аппетит, и они споро умяли полкольца колбасы и несколько ломтей сыра и хлеба — под пару новых бокалов бургундского. Впрочем, Ржевский в ходе трапезы принялся окидывать взглядами стены и потолок бывшего узилища (ничем другим эта комната не могла быть в его представлении) и действительно, обнаружил плохо замазанные следы от колец, некогда вмурованных в стену у алькова, а вход в альков почему-то представился ему перегороженным решеткой. Однако много рассмотреть со своего места он не мог, было необходимо детальное обследование. И он решился на очередное представление: вдруг закашлял, захрипел, схватился за глотку и просипел «Воды!». Бася стремительно вскочила, подбежала к нему, стала стучать по спине, но Ржевский мотал головой из стороны в сторону и упорно просил воды. Панночка взглянула на него с ненавистью и выбежала из комнаты. Он тотчас бросил кривляться и подбежал первым делом ко входу — но осмотр оклада показал, что здесь сюрпризов нет. Тогда поручик ринулся к алькову, осмотрел его проем и обрадовался: была здесь решетка, была! Вот в лежне выемка, куда она падала, а в верхняке — другая выемка, закрытая сейчас дощечкой. И дощечка эта чуть оттопыривается. Митя поддел ее столовым ножом, и она упала к его ногам, обнажив в выемке металлические зубы. «Так эта западня готова захлопнуться! — чуть не взвыл поручик. — Как же ее обезопасить? А если забить в лежень эту самую дощечку? Решетка в пазы не войдет и ее можно будет поднять!». Митя быстро осуществил свою идею, колотя рукояткой прихваченного пистолета, кинулся было к стене алькова (поискать механизм опускания решетки), но ничего сразу не нашел и занял, подчиняясь инстинкту, свой стул. В этот же момент дверь открылась и в комнату вбежала Бася с ковшом воды. Ржевский страдальчески на нее посмотрел, схватил поданный ковш, сделал один глоток, другой, все тотчас выхлестнул наружу, задышал свободнее и наконец заговорил:
— Ты спасла меня от нелепой смерти, Басенька! Век буду за тебя богу молиться! Надо же: много раз мог погибнуть от сабли, штыка, пули или ядра, а тут чуть не поперхнулся куском хлеба!