Глава двадцать четвертая
Дама из Олау
В конце мая 1813 года Ржевский вместе со всеми офицерами союзной армии радовался неожиданной глупости великого Наполеона, который вместо того, чтобы отчленить пруссаков и блокировать их до времени в своем Берлине, а русских гнать и гнать на восток до Гродно и Вильно, согласился вдруг на перемирие. Понятно его желание еще увеличить свою армию, которая в двух сражениях потеряла 30 тыс. бойцов из 200 тысяч и могла уменьшиться как минимум на столько же. Но разве он не понимал, что пополнение русских будет вдвое больше, да и пруссаки расстараются? А еще эти хитрозадые австрийцы: на фоне непрерывных французских побед они не рискнули бы выйти из лагеря его сторонников. А теперь судьба войны или мира должна была решиться на конгрессе в Праге, который запланировали на конец июня — но император Франц уже начал переговоры с Александром и Вильгельмом через своих дипломатов. Ставка Александра была теперь в Райхенбахе — силезском городке, расположенном южнее Бреслау. Он знаменит тем, что в его ратуше в 1790 г. было подписано соглашение между Россией, Польшей, Пруссией и Австрией по поводу сохранения Турции как государства. И вот теперь здесь же готовилось соглашение между Россией, Пруссией, Австрией и Швецией по поводу борьбы с Наполеоном. И 13 июня такое соглашение втайне было подписано — не дожидаясь итогов Пражского конгресса. В результате стали формироваться три новые армии: Северная (базировалась в Берлине, 115 тыс.) под командованием бывшего наполеоновского маршала Бернадотта (ныне крон-принца Швеции Карла Юхана), Силезская (с базой в окрестностях Лигница, 95 тыс) под командой Блюхера и самая большая Богемская (с базой в чешском Будине, 240 тыс) под командой Шварценберга — всего 450 тыс. чел. О… ский полк вошел в гусарскую дивизию под командованием генерала Васильчикова в составе Силезской армии. Поскольку было лето, полк расположился в палатках на южной окраине городка Олау, восточнее расположения французского корпуса под командованием Нея.
Сначала у командира эскадрона было достаточно дел с комплектацией, обмундированием и обучением прибывшего пополнения. В эскадроне (как знает уже читатель) сложились свои приемы боя и вот их новички отрабатывали до автоматизма. Ржевский показывал все приемы лично, его командиры взводов со старослужащими их повторяли, а далее все вместе добивались от новых офицеров и нижних чинов тщательного их усвоения. Через полмесяца Ржевский удовлетворенно кивнул, глядя на полевые занятия под руководством Арцимовича и Бекетова, и стал проводить на них значительно меньше времени. Ибо в Олау у него нашлось другое занятие… В одно из редких посещений города он остановился возле странного пятиэтажного дома на одной из улиц, ведшей к Ратушной площади. В угол дома был вписан полукруглый двухэтажный эркер; при этом одна стена этого дома была сверху донизу расписана какими-то мифологическими сценками. Пока он разглядывал этот странный дом, штора во втором этаже эркера раздвинулась, створки окна распахнулись и взору бравого гусара явилась статная красавица в домашнем шлафроке. Какое-то мгновенье она смотрела ему в лицо (весьма строгим взглядом), потом повернулась и удалилась в глубину квартиры — но ее изображение впечаталось внутрь глаз Ржевского и долго еще не желало таять. Он покрутил головой, увидел пожилого немца, сидящего на скамеечке неподалеку, и отправился его пытать. Это была действительно пытка, так как немецкий язык Митя знал плохо (хотя вот уж как три месяца стал изучать его по словарю и разговорно), а старичок плоховато слышал. Тем не менее результата Ржевский добился, узнав, что в квартире с эркером живет прокурор города герр Герман фон Риттих со своей третьей женой (две умерли при родах), которая, похоже, от природы бесплодна — хоть и молится об этом в соборе каждый день.