Колокольня в такие моменты была видна хорошо и отряд оказался возле нее быстро. Дозор на окраине городка был перебит в предыдущей вылазке (унтер Шарден как раз им командовал), так что гусарам никто не препятствовал. Роже постучал в дверь колокольни и на вопрос охранника сказал условленное:
— Донесение для генерала Бертрана. В двери открылось оконце, в котором показалась физиономия носатого солдата. Ржевский мигом оттер плечом унтера и всунул указательный и средний пальцы в ноздри солдата, тотчас задрав нос к небу. Солдатик встал, вероятно, на цыпочки, а ротмистр скомандовал по-французски:
— Открой дверь! Иначе я оторву тебе нос от лица! Внизу звякнула щеколда и дверь открылась. Четверо гусар отделения шустро просунулись внутрь, а оставшиеся стали вводить внутрь нижнего этажа восьмерку лошадей. Когда Ржевский закончил вязать охранника, ему сверху крикнули:
— Все в порядке. Можете подниматься, ваше благородие. Подталкивая связанного Роже, Дмитрий поднялся по винтовой лестнице колокольни до ее верхней площадки, где находилось трое телеграфистов, уже повязанных.
— Кто командир? — спросил ротмистр.
— Я, — неохотно признался еще один унтер.
— Начинай объяснять правила телеграфирования.
— Это воинский секрет, — твердо сказал унтер. В ответ Ржевский достал засапожный нож и точно рассчитанным движением воткнул его скользом в бок унтеру. Тот вскрикнул и упал на пол без сознания. «Смотри слабенький какой, словно девушка! — удивился Дмитрий. — Но это очень хорошо».
— Кто первым возьмется объяснять правила, останется жив, — сказал он двум другим специалистам.
— Я объясню, — тотчас сказал рядовой субтильного телосложения.
— Начинай, — кивнул ротмистр. И добавил своим по-русски: — Перевяжите унтера, а то еще кровью изойдет. Через полчаса он вник в устройство аппарата и в перевод его сигналов на французский язык и обратно. И очень вовремя: аппарат вдруг ожил, принимая вспышки с южного направления, где находился штаб корпуса. «Доложите обстановку», — было в сообщении. Ржевский взялся за створки оптической системы и отсемафорил: «У нас все спокойно». «Конец связи» — отсемафорили ему. После этого телеграфистов свели вниз и привязали поодиночке меж лошадей к балкам. Сами же, набравшись терпения, стали ждать рассвета. Однако часов в пять в дверь колокольни застучали. Ротмистр спустился по лестнице вниз и грубовато спросил:
— Что надо?
— Срочное сообщение в штаб корпуса! — сказали ему. — Через Эльбу наводится переправа! Но кто со мной говорит?
— Унтер-офицер Роже Шарден! — отрапортовал Ржевский.
— Какой-такой Шарден? Где унтер-офицер Вуазен?
— Он ранен.
— Что значит ранен? Открой немедленно!
— Не положено.
— Открывай негодяй!
— А я говорю, что не открою!
— Постой! Шарден? Тот самый, чей дозор найден перебитым?
— Дошло наконец. Да, это сделал я. И телеграфистов ваших здесь перебил.
— Мердэ, мердэ, мердэ! Солдаты! Стреляйте в дверь!
— Вряд ли поможет, — саркастически сказал ротмистр. — Она толстая и дубовая. В ответ прозвучали три выстрела из мушкетов, не приведшие к образованию дыр в двери.
— Граната! — крикнул ротмистр и через несколько секунд за дверью грохнул взрыв, а за ним — крики французов и стоны.
— Ну и ладушки, — вполголоса сказал Ржевский и полез обратно на верхнюю площадку, послав вниз Денисова. С вершины колокольни уже было заметно осветление восточной части неба, но внизу все еще царила темнота. На этот счет у гусар была еще одна домашняя заготовка: смоляной факел. Его привязали к длинной веревке, зажгли и бросили вниз: не долетев до земли метра три, этот светоч неплохо озарил местность в полусфере радиусом два десятка метров. Солдаты, обступившие колокольню, поспешили выйти из этой полусферы, но двух недостаточно резвых гусары успели подстрелить. В ответ раздались многочисленные выстрелы снизу — так что пули засвистали вокруг, зацвиркали по каменным выступам и вдруг попали колокол, который отозвался гулким звоном. Вскоре на пол площадки посыпались стекла: это очередной залп задел оптический семафор.