— Кого это вы ко мне привели, Амали? — спросил он с притворной строгостью.
— Незаслуженно арестованного гусара, моего хорошего знакомого, — был ее ответ.
— Гусар? Какого полка?
— О… ского гусарского полка ротмистр Ржевский, — отрапортовал Дмитрий.
— Так ты русский гусар? Ха-ха! И что же русский гусар делает в моей империи?
— Я был тяжело ранен и не успел эвакуироваться с русскими войсками. Живу из милости у доброй парижанки.
— Это мне понятно. Сейчас многие француженки остались без мужей и потому рады пригреть даже иностранца. Не стыдно жить на чужом иждивении?
— Я выступаю в цирке, показываю публике фехтование саблями и акробатику на лошадях.
— Я не ослышался: ты владеешь двумя саблями?
— Да.
— Можешь нам показать свое умение?
— Фехтовать связанным я не умею.
— Развяжите ротмистра и дайте ему две сабли.
— Ваше императорское величество, — вмешался унтер. — Этот человек подозревается в шпионаже на Россию.
— Вот как? — улыбнулся Бонапарт. — Что же секретного можно узнать, работая в цирке и живя на окраине Парижа? Или вокруг ротмистра вьются подозрительные личности?
— К нам пришел донос от жительницы того же дома, в котором живет этот русский. Она написала, что он, видимо, остался в Париже, чтобы шпионить. Больше ничего в доносе не было. Типичный оговор, — засмеялся император. — Возможно из зависти.
Можете быть свободным, унтер-офицер, вы нам больше не понадобитесь.
А вы, ротмистр, пока разминайте кисти. Кстати, может кто из присутствующих здесь моих офицеров тоже владеет двумя саблями?
Огюстен, ты ведь у нас лучший фехтовальщик среди гусар…
— Нет, моя левая рука не так ловка, как правая, — мрачновато сказал гусар в голубом доломане. — А с этим ротмистром я дуэлировал год назад и подтверждаю: двумя саблями он владеет безупречно.
— Ранил меня из пистолета один из приятелей этого гусара, — внезапно вмешался Ржевский. — Как раз в тот момент, когда мы вложили сабли в ножны.
— Подлый выстрел? — возмутился Наполеон. — Кто этот человек без чести и совести, Огюстен?
— Он умер почти сразу, так как был перед тем сражен саблями русского.
— С мертвого спроса нет, — заключил император и спросил Дмитрия: — Что же мне с вами делать? А вот что: я предлагаю вам, ротмистр Ржевский, поступить ко мне на службу — тоже в гусарский полк и тоже командиром эскадрона. Причем полк этот входит в состав моей Молодой гвардии. Или вы претендуете на Старую?
— Благодарю за предложение, Ваше величество, — сказал Дмитрий с легким поклоном. — Сражаться под командованием самого одаренного полководца современности — великая честь. Но я давал присягу служить России и предать своего императора не могу.
— Жаль! — с сердцем сказал Бонапарт. — Придется снова решать вашу судьбу. Как мне поступить, дамы и господа? Ты, Амалия, молчи.
— Отпустите его! — сказал еще один знакомый Дмитрию женский голос.
— Я его ненавидела три года назад как захватчика моей Польши, но он из тех редких мужчин, кто умеет понять, чего хочет женщина. Нельзя повергать в прах таких умельцев. Они расцвечивают нашу жизнь красками, поднимают нас над землей, вселяют веру в наше совершенство!
— Да, да, да! — воскликнула Амалия. — У меня нет причин любить Каролину, но сейчас я с ней целиком согласна! Пощадите Митью, мой император, отпустите его в свое отечество!
— Другими словами, я должен унять свою ревность и отпустить того, кто побывал в ваших объятьях до меня? А возможно будет и после?
— Не будьте ребенком, Ваше величество, — мягко сказала Амалия. — Мы верим в вашу исключительную справедливость и честь, иначе нас здесь с вами бы не было. Вы олицетворение рыцарственности: так покажите нам еще один ее пример.
— Я ведь велел вам молчать, Амалия, — напомнил упрямо император.
— Пусть едет к себе в Татарию, — вдруг сказал Огюстен. — Мы поступили с ним год назад не по-рыцарски. Вы можете компенсировать наш проступок. А мы потом заслужим ваше прощение, мой император.
— Других мнений нет? — спросил Наполеон. — Вижу, что нет. Так и быть: я даю вам, ротмистр, 24 часа на выезд из Парижа и еще неделю на выезд за пределы Франции. Проездные документы и деньги на дорожные расходы будут вам выданы. Засим я с вами прощаюсь. Не возвращайтесь во Францию.
— Мои слова, сказанные вам два года назад, в силе, Митья, — шепнула скороговоркой Амалия и неискренне заулыбалась властителю Франции и многих-многих женщин Европы. А в коридоре его догнала Каролина и спросила, улыбаясь: