Автора продолжения обычно обвиняют в чрезмерной чувствительности. Это верно. Но чувствительность, предвещающую сентиментализм, мы найдем и у самого Мариво – в поздних пьесах («Мать-наперсница», «Верная жена») и даже в последних частях «Жизни Марианны». Правда, Мариво не мог бы создать таких чувствительных, чисто грезовских, рассчитанных на слезы умиления картин, как сцены приезда Жакоба в родную деревню, встречи с родными и т. д. Но таковы были вкусы эпохи – во второй половине 50-х годов чувствительный жанр завоевывал передовые позиции и на сцене, и в живописи, и в романистике. Стоит ли удивляться, что соавтор Мариво отдал этому обильную дань?
Говоря о продолжениях «Удачливого крестьянина», нельзя не упомянуть еще две попытки, сделанные также за пределами Франции. Первая относится к 1753 г., когда в немецком переводе романа к пяти частям Мариво была присоединена шестая часть. В ней рассказывается, как герой, потеряв жену, сочетается браком с госпожой д'Орвиль, которая также оказывается вдовой и, следовательно, может принять предложение Жакоба. Абер-старшая примиряется с юношей и делает его своим наследником. Граф д'Орсан устраивает судьбу героя, предоставляя ему доходную и необременительную должность. В конце части граф погибает на войне, а Жакоб, разбогатевший и всеми уважаемый, удаляется в деревню, чтобы писать свои мемуары. Отметим, что мысль женить героя на госпоже д'Орвиль вообще не противоречила замыслу Мариво (в написанных им частях романа Жакоб готов начать ухаживать за молодой женщиной), но эта женитьба поставила бы юношу в сложные отношения с графом д'Орсаном, также влюбленным в госпожу д'Орвиль. Думается, именно поэтому автор гаагского продолжения 1756 г. иначе повел развертывание интриги.
Другая попытка завершить роман связана с переводом «Удачливого крестьянина» на английский язык. Как уже отмечалось, романы Мариво были встречены в Англии с большим интересом, заинтересовались ими такие крупные писатели, как Филдинг и Ричардсон. Госпожа дю Боккаж, салон которой Мариво посещал в 40-е и 50-е годы, сообщала в 1750 г. в одном из писем из Лондона: «На литературных обедах мы не преминули почествовать авторов „Тома Джонса“ и „Клариссы“. Они живо интересовались новостями о создателе „Марианны“ и „Удачливого крестьянина“, пожалуй, послуживших, моделью для этих новых романов».[167]
Первый английский перевод «Удачливого крестьянина» вышел уже в конце 1735 г.;[168] второй перевод романа на английский язык появился в 1765 г., в Дублине. В данном случае правильнее было бы говорить не о переводе, а о переложении книги на английские нравы.[169] В этом издании переведены были лишь первые пять частей, а вместо трех заключительных, к тому времени уже не раз переизданных, помещены были 18 страниц, содержащие еще один вариант окончания, впрочем, в весьма сокращенном виде излагающий апокрифические части гаагского издания 1756 г. Содержание этих 18 страниц сводится к следующему. В театре герой помогает привести в чувство молодую даму, потерявшую сознание, и влюбляется в нее. Его могущественный друг и покровитель выхлопатывает для героя выгодную должность с пятью тысячами ливров годового дохода. Внезапная смерть жены (в английском переводе она зовется мисс Меддокс) позволяет герою вступить в новый брак и вести обеспеченную счастливую жизнь.
Оба эти окончания романа, немецкое и английское (особенно последнее) носят откровенно коммерческий характер; они резко отличаются от книги Мариво по стилю, в них нет свойственной ей серьезной морально-этической проблематики, нет анализа формирования характера героя.
И как раз именно это мы находим в гаагском продолжении романа; поэтому три анонимные части «Удачливого крестьянина», завершая историю Жакоба (и, добавим, в известном смысле нарушая композиционный план книги Мариво), представляют сами по себе весьма примечательный литературный памятник, отражающий настроения определенных кругов французской интеллигенции, оппозиционно настроенных по отношению к официальной идеологии, отражающий движение художественных вкусов в середине XVIII столетия.
Мариво в русских переводах и на русской сцене
Мариво не был в России «властителем дум», подобно Вольтеру, Дидро или Руссо, о нем не спорили, книги его не переходили из рук в руки и не зачитывались до дыр. Тем не менее, творчество его оказало некоторое воздействие на развитие русской реалистической прозы и во многом повлияло на русскую драматургию и русское театральное искусство. Произведения Мариво привлекли внимание и русских читателей, и библиофилов, и переводчиков. Среди последних были такие интересные личности, как секретарь Академии Художеств Александр Салтыков, драматурги Владимир Лукин и Павел Катенин.