Словом, у этой дамы чувствительность преобладала над чувством, что не мешало ей пользоваться репутацией добрейшей женщины, ибо отзывчивость с успехом заменяла ей участие, а в глазах света это почти одно и то же.
Хотя ее характер кажется странным, на деле подобные натуры встречаются чаще, чем мы думаем; именно они слывут добрейшими людьми. Прибавьте, что эти добрейшие люди живут только для удовольствий и радостей, ненавидят лишь то, что им велят ненавидеть, не имеют иных мнений, кроме тех, что им внушают другие, и сами становятся такими, какими их желают видеть.
Впрочем, я узнал по-настоящему госпожу де Фекур лишь спустя несколько лет, когда имел возможность ближе с ней познакомиться.
Однако вернемся к моему повествованию.
– Боже мой, сударыня, как я рада, что вы дома! – обратилась она к госпоже де Ферваль. – Я боялась, что не застану вас. Мы так давно не виделись! Как вы поживаете?
Потом она поздоровалась и со мной, ибо я мог сойти за светского человека, и, – здороваясь, остановила на мне долгий и внимательный взгляд.
После первых приветствий госпожа де Ферваль сделала ей комплимент по поводу ее цветущего вида.
– Да, – согласилась она, – я чувствую себя прекрасно, у меня здоровый организм; я бы желала такого же здоровья моей невестке; прямо от вас я собираюсь к ней: бедняжка еще позавчера дала мне знать, что опять хворает.
– Ах, я не знала! – сказала госпожа де Ферваль; – может быть, это не болезнь, а обычное легкое недомоганье? Она такая хрупкая.
– Вы правы, – согласилась толстушка, обрадовавшись, – я тоже думаю, что ничего серьезного у нее нет.
Во время их разговора я чувствовал себя лишним; впрочем, другой на моем месте, может быть, еще больше смутился бы и не знал, куда себя деть; я-то уже немного пообтесался. И вообще я не был бы неловок, если бы не боязнь показаться неловким.
К счастью, я нечаянно захватил с собой табакерку госпожи де Ля Валле; нащупав ее в кармане и ища, чем бы занять руки, я ее вынул и взял понюшку табаку.[53]
Не успел я раскрыть табакерку, как госпожа де Фекур, беспрестанно поглядывавшая на меня с видимым удовольствием, воскликнула:
– Ах, сударь, у вас табак! Угостите меня, пожалуйста, я забыла дома табакерку; вот уже полчаса, как я не нахожу себе места.
Я встал и поднес ей свою табакерку; когда я наклонился, чтобы ей удобнее было взять табак, и голова моя приблизилась к ее лицу, она Воспользовалась случаем получше меня рассмотреть и, беря щепотку, без всяких церемоний подняла на меня глаза и поглядела мне в лицо так пристально, что я даже немного покраснел.
– Вы слишком молоды, чтобы нюхать табак, – сказала она, – когда-нибудь вы пожалеете, что завели дурную привычку, сударь; нет ничего вреднее; я твержу это всем, в особенности молодым людям вашего возраста; ведь вам нет и двадцати?
– Нет, но скоро исполнится, – сказал я, отступая на шаг, чтобы сесть на свой стул.
– Ах, это прекрасный возраст! – воскликнула она.
– Да, – согласилась госпожа де Ферваль, – и все же ему нельзя терять время, он недостаточно богат; этот юноша всего только пять или шесть месяцев как приехал из провинции, надо непременно его пристроить к какому-нибудь делу.
– Конечно, и это будет совсем нетрудно, – ответила та, – ваш протеже понравится решительно всем, кто его увидит; я предсказываю ему блестящую партию.
– Увы, сударыня, он только что женился на некоей мадемуазель Абер, своей землячке; у нее четыре или пять тысяч ливров ренты, – пояснила госпожа де Ферваль.
– А-а, мадемуазель Абер! – живо отозвалась гостья. – Я от кого-то слышала эту историю.
При этих словах мы оба покраснели: и госпожа де Ферваль и я; почему покраснела она, не берусь объяснить; вероятно, она подозревала, что госпожа де Фекур знает, из какого сословия я вышел, а между тем нас застали с ней в самой дружеской беседе; к тому же нельзя питать нежную склонность к столь незначительному лицу и в то же время быть или по крайней мере слыть благочестивой дамой; все это вместе взятое привело ее, видимо, в смущение.
Что до меня, то мне было отчего покраснеть: если госпожа де Фекур слышала мою историю, значит, ей известно, что я всего-навсего крестьянин, а попросту говоря, даже и лакей, проходимец, подобранный на Новом мосту. И у этого-то проходимца она только что позаимствовала понюшку табаку, ему-то говорила: «Вам нет и двадцати, сударь». Так ли разговаривают с бывшими лакеями? Вероятно, эта дама в душе смеется над тем, что дала себя обмануть столь грубым маскарадом!
Но страхи мои были напрасны. Эта женщина никогда не вникала в суть вещей, она жила настоящим моментом и в прошлое не заглядывала. Я был прилично одет, она встретила меня у госпожи де Ферваль, чего же еще? Много значила и моя располагающая внешность, которую, судя по всему, она должным образом оценила. Итак, она продолжала разговор столь же безмятежно, как начала:
53
Во Франции табак появился во второй половине XVI в. и быстро стал популярен. Вслед за курением пришла мода и на нюханье табака, охватив самые широкие круги светского общества. В XVII в. это получило такое распространение, что Ватикан выпустил специальную буллу, запрещающую нюханье табака в церквах. Тем не менее мода эта продолжала распространяться, причем женщины не отставали здесь от мужчин – в конце XVII и в XVIII в. изящная табакерка была такой же неотъемлемой частью туалета светской женщины, как и, например, веер.